Браконьерство – это неправомерная охота, использование ресурсов диких зверей и птиц с нарушением порядка, установленного законодательством (Н.Н. Краев, 1990).  " /> Браконьерство как двигатель прогресса в охотничьем хозяйстве России - №11, Ноябрь, 2013. Русский Охотничий Журнал
Журнал

Браконьерство как двигатель прогресса в охотничьем хозяйстве России

Браконьерство – это неправомерная охота, использование ресурсов диких зверей и птиц с нарушением порядка, установленного законодательством (Н.Н. Краев, 1990). 

Браконьерство как двигатель прогресса в охотничьем хозяйстве России

Это, видимо, одно из наиболее удачных определений браконьерства на современном этапе развития охотничьего хозяйства России. 

На совещании с сотрудниками охотнадзора штата Монтана на мой вопрос о количестве вскрываемых нарушений в процентах от количества совершенных, с третьей попытки был получен ответ, что, по данным научного отдела, в штате Монтана вскрывается около 3% нарушений – по состоянию на 2005 год. В публикации Н.Н. Краева (1978) указано, что латентность (скрытость) по отдельным видам незаконно добытого достигает 99,1-100,0%. А.С. Мартынов в 1986 году писал, что латентность нарушений правил охоты составляет 99,1-99,5%.

Когда я услышал данные по Монтане, я, конечно, обрадовался, собственно, как и большинство моих российских коллег, бывших на том совещании. Но ненадолго. Когда мы поездили и походили по охотничьим угодьям штата, то убедились, что вскрываемость нарушений такая же, как у нас, а дичи на порядок больше. Сейчас мало кто в России занимается исследованием масштабов браконьерства. По крайней мере свежих публикаций попросту нет. Наши исследования в Приморье показывают, что получить достоверные цифры в современных условиях крайне сложно. Тем не менее, по нашим оценкам, в модельном хозяйстве браконьерами отстреливается в два раза больше копытных, чем дается разрешений. По другим хозяйствам Приморского края эта цифра достигает четырех-десяти раз. Следует отличать латентность браконьерства и размер нелегального отстрела. Например, если в хозяйстве за сезон было незаконно отстреляно десять уток, но ни один браконьер не был наказан, то латентность составляет 100%. В то же время, если за сезон в этом хозяйстве отстреливается 1000 уток, то десять – не такой уж большой урон. В данном случае нас интересует масштаб нелегального отстрела охотничьих животных и причины, способствующие развитию браконьерства.

В законопослушные 80-е годы латентность незаконной добычи достигала 99-100%, но это не говорит о том, что в то время незаконно отстреливали до 100% охотничьих животных. Это означает, что эффективность системы охраны охотничьих ресурсов была на низком уровне. В 90-е годы эта эффективность охраны охотничьих ресурсов намного снизилась. В настоящее время в «продвинутых» охотничьих хозяйствах удалось сократить уровень браконьерства до приемлемых значений. Приводя эти оценки, я пользуюсь данными по Приморью, но думаю, что и в остальной России тенденции были схожими.

В принципе, при таком уровне браконьерства о развитии или ведении охотничьего хозяйства можно не говорить. Все усилия и средства, потраченные на организационные вопросы и биотехнию, будут напрасными, поскольку браконьерство многократно перекроет все вложения и изымет все, что было выращено и сохранено.

Те, кто работает на «земле», это понимают и понимали всегда. И большую часть времени и сил тратили и тратят на предотвращение браконьерства. В 1981 году директор госохотхозяйства «Гавриловское» на Украине сказал мне, что 90% времени и средств хозяйства тратится на охрану. И месяц наблюдений за деятельностью хозяйства показал, что это реальная цифра.

В нашем модельном хозяйстве на другом конце Евразии через 30 лет происходит то же самое. В чем же дело? Время идет, государственный строй меняется, а проблема остается. Остается она потому, что это системная ошибка в государственном управлении охотничьим хозяйством. Среди основных проблем, способствующих развитию браконьерства, я бы выделил несколько основополагающих.

Первая. Ведение охотничьего хозяйства в России возложено на охотпользователя, а охрану охотничьих ресурсов осуществляет госохотнадзор субъектов Федерации. При этом лимиты утверждает федеральный орган, а бланки выдает субъектовое управление.

Вторая. Оценка деятельности охотнадзора осуществляется по количеству составленных протоколов и взысканных исков. А охотпользователю нужен живой зверь, охоту на которого можно продать охотнику.

Третья. Силовые структуры России неподконтрольны охотнадзору на территории охотхозяйств. Судей и прокуратуру проверять нельзя, а ФСБ и милиция проверить себя не дадут под предлогом проведения «специальных» операций.

Четвертая. Практика ведения прокурорского надзора и вынесения судебных решений по делам о браконьерстве показывает, что ни те ни другие не заинтересованы в осуждении виновных – по непонятным причинам.

Пятая. Законопослушность граждан России снизилась. Безнаказанность порождает вседозволенность.

Шестая. Законодательство молодого светского государства стремится создать видимость демократии и не беспокоится о сохранении своих природных ресурсов. Существующее природоохранное законодательство не позволяет эффективно его применять в условиях охотничьих угодий, особенно на отдаленных территориях Сибири и Дальнего Востока.

Седьмая. Природные условия России способствуют браконьерству. Слабая освоенность территории, отсутствие дорог и круговая порука местного населения не помогают эффективному контролю использования охотничьих ресурсов.

Можно назвать еще несколько причин, способствующих браконьерству в России, но если устранить хотя бы эти 7, тогда можно было бы говорить об управлении и сохранении охотничьих ресурсов России.

Первая проблема кроется в противоречиях между охотнадзором и охотпользователями. Если в регионе количество охотпользователей исчисляется первыми десятками, то и проблемы, собственно, нет, госохотнадзор единолично распоряжается ресурсами, несмотря на робкие возражения охотпользователя. Если в регионе сформировалась система охотпользования с примерно сотней охотхозяйств, то степень влияния на процессы сотрудников охотнадзора снижается. Инспектора охотнадзора вынуждены просить разрешения на отстрел у охотпользователя (в Сибири и на Дальнем Востоке без мяса диких копытных не обойтись), и тогда, с их точки зрения, ни о каком контроле не может быть и речи. Поэтому инспектора стараются обходиться при отстреле без разрешений (а попробуй их задержать), привлекают на свою сторону браконьеров, чтобы самим не светиться. И вот готовые противоборствующие группировки. С одной стороны – охотпользователь с его обязанностями перед государством, с другой стороны – государственный инспектор, опирающийся на браконьеров-беспредельщиков.

Ситуацию усугубляет система распределения разрешений на лимитируемые виды. Москва их может уменьшить, ничего за это не получая и оттого снижая их в любых возможных случаях, а регион ссылается на Москву, снижая квоты конкретным охотпользователям. И охотпользователь не в состоянии свои квоты отстоять, поскольку госохотнадзор и проверку охотхозяйства «с пристрастием» провести может, и сорвать платные охоты клиентам. Поэтому с госохотнадзором ссориться никто не хочет, и хорошо, если есть региональное общество охотников (союз, объединение...), которое рядового охотпользователя защитить может. А если разрешений не хватает, а зверь в угодьях есть, то дают по одному разрешению отстрелять не одну особь. И разрешение заполняется последним днем охоты.

Вторая проблема является краеугольной в системе ведения охотничьего хозяйства страны. Пока деятельность охотнадзора оценивается по количеству протоколов, противоречия не избежать. Известной отговоркой всегда служила фраза, что в настоящее время браконьеров так много, что ни о какой смене системы оценки не может быть и речи. Сейчас на локальных территориях браконьеров нет или почти нет – по разным причинам. Зато есть достаточно эффективные современные методики оценки ресурсов, и поэтому деятельность охотнадзора следует оценивать по количеству охотничьих животных на вверенной территории, а не протоколов.

В «развеселые» 90-е состав силовых структур обновился почти полностью. На смену Анискиным пришли «реальные пацаны» с хищническими потребностями. И там, где охота и добыча охотничьих ресурсов представляла определенный интерес, силовые структуры обеспечили себе круглогодичное, бесплатное и безнаказанное использование их. Бороться с силовиками было трудно и даже небезопасно, поскольку их влияние распространилось и на прокурорскую и на судебную систему. Как сказал один егерь: «Это в городе милиционер, прокурор и судья разные, а у нас они все одинаковые». Например, в Ольгинском районе Приморского края за последние 20 лет не было доведено до конца ни одного административного и уголовного дела в отношении сотрудников силовых структур. Хотя, невзирая на отсутствие полномочий, удавалось предотвратить их браконьерские охоты.

Из этого вытекает и четвертая проблема. За кем будет надзирать прокурор района, если он сам регулярно выезжает на охоту с выносной фарой? И судья всегда поддержит его просьбу, потому что они играли в одной песочнице, а потом вместе учились на юрфаке. Да и у вышестоящих прокуроров и судей нет ограничений по части охоты, потому что бояться им нечего, а законопослушность давно сменилась другими установками. Я уверен, что в каждом регионе России охотоведы вспомнят не один случай с участием силовиков, но, как водится, ничего доказать не смогут. Потому что для эффективной борьбы с этим злом нужны подразделения с широкими полномочиями и специальной подготовкой.

Законопослушность гражданина опирается на его внутренние убеждения, которые совпадают с законами человеческого общества, и на страх перед неотвратимостью наказания. Двойные стандарты окончательно подорвали систему лояльного отношения к ближнему, сохранения благоприятной природной среды и законопослушности. А постсоветский период с разгулом воровства и бандитизма поставил крест на духовности российского человека. Стало быть, законопослушности граждан можно добиться только вторым путем, через страх перед неотвратимостью наказания. А о какой неотвратимости наказания по браконьерским делам можно говорить, если сами сотрудники силовых ведомств в этом не заинтересованы?

Увлечение созданием светских законов на российский манер привело к практически полной невозможности применения природоохранного законодательства на практике. Даже сами специалисты-охотоведы в борьбе за «демократию» в охоте стали консультировать браконьеров по вопросам поведения при задержании и действий, препятствующих привлечению к ответственности за совершенное правонарушение. Браконьерские действия происходят в местах с ограниченной видимостью, они продуманны и стремительны. Также эти действия разделяются на этапы отстрела (секунды) и вывоза продукции (минуты). И первый, и второй этапы проходят под прикрытием законной перевозки оружия в машине и малозаконной, но часто труднодоказуемой перевозки «найденной» продукции охоты. А самая массовая и добычливая охота с выносной фарой становится браконьерской только при наличии заряженного оружия. Выскочил человек с ружьем в темный лес – вся доказательная база рассыпалась, и хоть заснимайся продвинутым видеорегистратором. Нет оружия – нет дела.

И, конечно, одна из главных проблем нашего браконьерства – это бескрайние просторы. Когда легашатники толпятся у края поля в очереди за осенним перепелом и завистливым взглядом провожают каждый выстрел и положенный в ягдташ трупик бедной птички, нет места браконьерству. Потому что все на виду, потому что каждый «имеет право» и не преминет им воспользоваться, потому что свидетелей много и бояться, собственно, нечего. А если ты один в лесу и до ближайшего населенного пункта 100 километров (200, 500..), а на весь район площадью 1 200 000 гектаров – один инспектор, и ты знаешь, что он вчера уехал в город за 700 километров и вернется только через неделю, то кто и что может удержать тебя от выстрела по вкусному изюбрю (оленю, кабану, косуле …)? Правильно, только совесть. Но на нее давят: власть, которая не обеспечивает работой и зарплатой; сосед, который добыл вчера изюбря (оленя, кабана, косулю..) и не угостил, а только хвастался; жена.., которая ….и так далее и тому подобное. Чаще всего на борьбу с совестью отведено всего несколько мгновений, поскольку зверь, как правило, не стоит на месте и не дает времени для внутренних дискуссий. Одно неосторожное движение – и звучит выстрел. Ну а потом… не бросать же добычу. Часто жителям центральной России трудно представить, в каких условиях охотятся в Сибири и на Дальнем Востоке и как трудно препятствовать незаконной добыче охотничьих животных. Поэтому, с одной стороны, недоумение: «Да как же это может быть?», а с другой – законодательные акты и такая система организации и контроля охотничьего хозяйства, которая и в европейской части страны плохо работает, а для отдаленных территорий не годится вовсе.

И… несмотря на полную «безнадегу» и отсутствие перспектив, охотничье хозяйство России существует. И не благодаря «системе», а вопреки. У некоторых госинспекторов в районе относительный порядок. У многих охотпользователей браконьерство снижается или почти отсутствует. И в целом численность охотничьих животных на большей части территории России в последние годы растет. Что же это за российский парадокс?

А ответ, видимо, прост. В России мужик барина всегда слушал, а делал по-своему. И барин, если умный, у мужика всегда спрашивал, что и где испокон веку росло и каким макаром добивались урожая. А сейчас у «мужика» не спрашивают, по крайней мере, когда законы пишут и систему обложения оброком придумывают. Сколько сегодня директоров и охотоведов охотничьих хозяйств в общественных советах при департаментах охоты разных уровней? Например, в Приморье в общественном совете только 1 человек. А сколько директоров и охотоведов охотничьих хозяйств взяли на работу в департаменты и управления госохотнадзора? В Приморском крае только одного. Госохотнадзор создан для того, чтобы надзирать, а организовывать и вести охотничье хозяйство страны должны охотпользователи. Законодательно это определили, а организационной структуры нет. Госохотнадзор по всей стране контролирует, кое-где пытается руководить, но, как правило, почти безрезультатно. А подход в принципе-то правильный, поэтому на уровне охотничьих хозяйств и получается добиться реальных результатов. И как ни странно, и в борьбе с браконьерством у охотничьих хозяйств что-то получается. Потому что здесь все логично: если охраняешь принадлежащее тебе по праву частной или коллективной собственности – то это не противоречит законам природы, а вот если охраняешь для государства, которое тебе мало что дает для нормальной цивилизованной работы, то начинаешь сомневаться, есть ли такой закон у любимой природы.

В целом же хочется напомнить, что любая проблема решается двумя путями: через стучание лбом в двери высоких кабинетов, организацию митингов и шествий и даже через подползание задом наперед (в иносказательном смысле, конечно), и вторым способом – через росчерк пера умного начальника «к разработке и исполнению». Да где же такого умного начальника на самом высоком уровне возьмешь? Многие на систему ведения охотничьего хозяйства России обижаются, только вот никто не хочет ехать в столицу нашей Родины, никто не хочет работать, «как раб на галерах», для созидания новой системы. И как пел Владимир Семенович Высоцкий: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».

А я вам так, уважаемые, скажу: процесс эволюции не остановить, и рано или поздно система рационального использования охотничьих ресурсов в России будет налажена.

И только от нас с вами зависит, как быстро это произойдет.

И бра коньерство для нас – и беда, и стимул для изменения существующей ситуации.


Текст: Владимир Арамилев


Вернуться к списку


Оставить комментарий

Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений

Подписка

Подписку можно оформить с любого месяца в течение года.

Оформить подписку

 
№6 (117) 2022 №5 (116) 2022 №6 (105) 2021 №5, Май, 2013 №2 (101) 2021 №3 (126) 2023