Журнал

Оба хуже

В преддверии открытия весенней охоты наступает период обострения самых разных настроений у имеющих отношение к охоте граждан.

Активизируются подписанты антиохотничьих воззваний, оттаивают из-под снега природоохранные активисты, собираются различные бюро, комиссии, штабы. Все что-то рядят, решают, вносят в списки. Силы, представляющие охотников, тоже не остаются в стороне.

Я, конечно, мог бы со всем полемическим пылом обрушиться и заклеймить некие злые силы, которые стремятся загнать охотников «за Можай»...

Но не буду.

Уже давно я пришёл к выводу, что нет в нашей стране никаких ни тёмных, ни светлых сил, а есть просто бардак, глупость и следование собственным узковедомственным интересам с корыстной целью. Будьте спокойны, с таким сочетанием никаких тёмных сил не надо.

Был я недавно на одном круглом столе, где пытались бороться друг с другом представители бюро по Красной книге и общественных охотничьих организаций и охотдепартамента. На самом деле никто ни с кем не боролся – все отбывали номер. Представители бюро привели в поддержку своей позиции массу хорошо оформленных и красиво представленных недоказуемых и надуманных аргументов; представители охотников вяло отбрехивались, не приводя просто никаких. При этом почти впрямую прозвучали слова о том, что нам, дескать, природоохранникам, вообще все эти разговоры с вами, охотниками, не нужны: мы доложим позицию министру, как он решит, так и будет, всё равно ж сожрёте... В общем-то, позиция очень характерная для нашей страны, где слова «Жрите что дают» давно стали если не государственным лозунгом, то лозунгом агрессивного большинства-то уж точно.

Основным аргументом «природоохранников» было то, что внесение тех или иных видов в Красную книгу способствует их сохранению и увеличению численности. Тут я, конечно, просто закатил глаза. Вспомнился диалог в одной дальневосточной охотуправе лет эдак десять тому назад.

– Лицензии на медведя хотим. Две штуки.

– На бурого или гималайского?

– Вообще-то, за гималайским едем.

– Слышь, парни, поберегите деньги. Ну кто вас на дороге остановит – менты? А они что, бурого от гималайца отличат? Берите на бурого, они вдвое дешевле! А разницу пропьём вместе как-нибудь...

А почему так говорили представители самого что ни на есть природоохранного органа на местах? Да потому, что прекрасно знали, что как ничего белогрудому медведю не угрожало, так и угрожать не будет. Вон, они в Хабаровске аж в супермаркеты заходят!

А как замечательно добывался совершенно краснокнижный, от кончиков рогов до кончиков копыт, пятнистый олень? Точно так же – по лицензиям, выдававшимся на изюбря и на косулю. Просто все действующие лица процесса, от охотника до директора заповедника, прекрасно знали, что пятнистый олень – самый массовый олень приморского края, а что его занесли в Красную книгу – да хоть в Золотую или Зелёную! Белого медведя на Чукотке как в лучшие годы добывали несколько десятков штук, так и сейчас добывают. Изъятие амурского тигра как лет тридцать назад составляло 35–60 зверей в течение года, так и сейчас составляет. Лично для меня очень показательной была история с неожиданно резким ростом численности дальневосточных леопардов – с сорока до восьмидесяти. Что, этим леопардам так внезапно стало хорошо жить?

Да нет, просто в систему людей, зарабатывающих на проблеме охраны дальневосточных леопардов (заметьте – не занимающихся охраной, а зарабатывающих на проблеме охраны – есть разница?), за короткое время вошло довольно много новых игроков, которые не сразу поняли хитрую систему занижения численности и спекуляции на ней и сдуру взяли их и по-честному посчитали... Кстати, судя по всему, аналогичная история случилась и с популяцией кулика-лопатня на Чукотке – кто хочет, пусть поднимет данные.

Вот сейчас – заносят в Красную книгу популяцию (даже не популяцию, нет – группировку якутского таёжного гуменника!). При этом на той же территории вполне может оказаться на пролёте и тундровой гуменник, и тот же таёжный, только дальневосточной группировки. И вот, представьте себе, охотник в верховьях Буреи добывает на пролёте всех этих трёх гусей. Лежат они у него рядком, подходит инспектор... Эй, паря, да ты, никак, краснокнижного гуся у нас добыл?.. Смешно? Да, мне тоже.

А вся эта бурная жизнь с совещаниями и склоками существует отдельно от природы и происходящих в ней процессов. Это дела москвичей и московских прихлебал. Это они собираются на заседания, где-то друг друга похвалят, где-то ругнут. Звания учёные друг другу раздают, премии, значки особо почётные... Звери же и птицы и окружающие их люди живут не в Москве, а в лесах и полях, и их взаимоотношения никак не зависят от заседающих в Москве людей – ни от чиновников, ни от научных сотрудников, ни от министра, ни – страшно сказать – премьер-министра или кого повыше. Потому что отсутствует у нас как явление система эффективного управления дикой природой. Не является ей ни полностью деградировавшая система отечественного охотоведения, ни находящаяся на столь же низком уровне система РАН, пытающаяся как-то влиять на ситуацию. Плюс отсутствие гражданского общества с его институтами социального контроля.

Поэтому я всегда с грустью слышу слова вроде бы неглупых людей о том, что что-то надо немедленно запретить и за что-то надо немедленно начать сажать. Не поможет. В местах, где реальное воздействие на природу зависит от людей, кто до сих пор считает свою жизнь в копейку, а чужую вообще ни во что не ставит, карательные меры становятся бесполезны. А создание любой более-менее вменяемой природоохранной системы проходит по границе между странами, имеющими доход ниже 600 долларов на душу населения, и выше него.

Так что нам надо создавать в целом более богатую страну. Очень многие проблемы решатся по мере решения этой сами собой.