Сухову Сергею – охотоведу, другу-однокашнику посвящаю
Этого лося я выслеживал долго – недели три. Впервые следы молодого быка появились невдалеке от палатки и пересекли мой путик в один из ноябрьских вечеров. Бычок спустился в долину небольшого ручья, кормился там и ушел в непроходимые заросли ольховника. С этого дня мы начали игру в догонялки – я пытался выследить его на утренней кормежке, медленно передвигаясь вдоль закрайка зарослей, в надежде увидеть кормящегося хитреца. Пытался застать его на вечерней кормежке. Увы, во всех случаях лось выигрывал. Он умудрялся обмануть меня – выходил на кормежку, когда я его не мог заметить, или не выходил совсем. Так повторялось несколько раз. Это злило, но, увы, не было времени заниматься только им. Нужно было работать еще на трех путиках.
С вечера за ужином при свете керосиновой лампы, тускло освещающей нашу уютную палаточку, и под потрескивание печки-экономки, держали военный совет на Анюе:
– Серега, давай вместе проедем по моему путику, а то, наверное, устал от своих лыжных прогулок. Скоро в поселок – мясо там не будет лишним. Я ездил с твоим карабином, но ни один из ишаков, которых я видел раньше, не хочет со мной общаться. Похоже, твой карабин только хозяина знает, – произнес друг, прихлебывая ароматный бульон.
Мы сидели у стола в рубашках и нижнем белье, вопреки тому, что за брезентовыми стенками палатки морозец давил градусов на сорок. Наша чудо-печурка позволяла это делать. Печурочка особая, экономка, позволяющая дровам отдавать в палатку максимум тепла от сгорающих дров. Это особое удовольствие – после тяжелого дня снять с себя верхнюю одежду и дать телу понежиться в расслабляющем тепле.
– Не поверишь, с удовольствием. Может быть, завтра увидим хитрюгу, который меня пока дурит на все сто, – без колебаний согласился я, обгладывая изумительные по вкусу поблескивающие жиром лосиные ребрышки.
На том и порешили. Поднялись рано, часов в шесть. Пока завтракали, одевались и прогревали снегоход, уже рассвело. На улице было тихо, недалеко от съезда на лед нашего озера из-под берега вышла наледь. Случилось это ночью, и за это время ближайшие от нее деревья покрылись снежными кристалликами, играющими красками в лучах восходящего солнца. Солнце поднималось как-то тяжело, даже лениво. Словно понимая, что его приход на небосклон никого не согреет.
Мы были готовы к выезду, снегоход урчал, укутываясь белым дымом от работающего двигателя.
– Серега, ты на градусник смотрел? Чего-то совсем не комфортно, – спросил я напарника.
– Могу порадовать – минус 45, – без оптимизма ответил он.
Я сел в нарты, друг включил передачу, и мы двинулись навстречу событиям дня нынешнего. Не торопясь ехали по Серегиному путику в надежде, что где-нибудь замаячит силуэт лося, стоящего в облаке белого пара от дыхания. Путь наш лежал по правой стороне поймы большого ручья, бегущего по кочкарниковой пойме. Ее ширина доходила до километра.
Неожиданно Сергей остановил снегоход. Я тревожно обернулся и спросил:
– Чего случилось, друже?
– Да ничего особенного. Видишь, вон твой друг стоит, – с улыбкой ответил Сергей, указывая рукой в пойму.
Напарник выглядел очень колоритно в чукотском малахае, покрытом изморозью на крепком анюйском морозе. Я вылез из нарт и глянул в нужном направлении. «Ну вот, не прошло и месяца, как свиделись», – подумал я, всматриваясь вдаль.
На противоположном краю поймы, довольно далеко в облаке пара стоял небольшой лось. Стоял спокойно, уверенный в собственной безопасности.
– Чего делать будем? – спросил друг, наблюдая за зверем. – Ну очень далеко стоит, не менее полукилометра.
– Сухов, этот ишак* испортил мне кучу нервов и очень разозлил. Я же ему попробую испортить шкуру, – с недоброй иронией ответил я. – Видишь, мне и упор для стрельбы специально приготовили. Не дальше, ни ближе, а именно там, где нужно.
С этими словами я сошел со снегоходного следа и направился к стоящему напротив нарт метрах в восьми сломанному дереву. Оно идеально подходило для стрельбы с упора. Проваливаясь в снег почти по пояс, я добрался до дерева, обтоптал снег около него. Напарник с недоверием наблюдал за моими приготовлениями.
– И вправду стрелять будешь? – спросил он, не удержавшись.
– А то! Вспомним уроки военной кафедры. По-моему, стоит этот негодяй метров за пятьсот. Подниму прицельную планку на одно деление, и дальше будь что будет, – ответил я, снимая карабин и укладывая его на удобный упор. Я даже взмок от напряжения, несмотря на сорокаградусный мороз. Мне впервые предстояло стрелять на такое расстояние.
Глянув сквозь прорезь прицельной планки на мушку, я попробовал совместить ее с целью. Мушка укладывалась на цели по горизонтали всего три раза, поэтому прицеливаться придется очень тщательно. Выстрел довольно сложный. Первым патроном в стволе стоял трассер**, и, благословясь, я начал целиться. Спиной ощущал пристальный взгляд друга, сидящего на снегоходе. Держу пари, что в глазах читался вопрос: «Неужели попадет?»
Задержав дыхание, прицелился, но выстрелу помешала желтая хвоинка лиственницы, очень некстати попавшая в глаз. Вероятно, с шапки слетела. Снял рукавицу, протер глаз и принялся наводить оружие. Вновь задержал дыхание и плавно нажал спуск. В морозном воздухе выстрел прозвучал глуше обычного, и, оставляя следы в воздухе, пуля направилась на встречу с целью. Как мне показалось, попал сразу же. Лось качнулся, тряхнул головой, но продолжал стоять на месте. Сергей молча наблюдал за происходящим. Тщательно прицелившись, я сделал еще два выстрела.
После второго задние ноги лося подкосились, он остался стоять на передних. После третьего завалился набок.
– Ну ты даешь, – сдержанно похвалил меня напарник за удавшийся непростой выстрел.
– Ладно, об этом потом. Поехали к нему, пока не встал, – предложил я, возвращаясь к нартам.
Двигатель снегохода вновь выбросил облако белого дыма, мы съехали с путика и стали пересекать пойму, приближаясь к лежащему зверю. Но смогли доехать только до ручья. Высокие кочки на снегоходе трудно преодолевать с нартами на прицепе. Гусеницы в бессилии шлифовали кочки, но снегоход стоял на месте. Пришлось отцепить нарты, только тогда снегоход сможет двинуться дальше.
– Сергей, бери карабин, я дозарядил магазин. Хоть твой дробовик и не надежен, оставь его мне – как-то не хочется вообще без ствола оставаться. Сам езжай и добери подранка. Чую, что может встать, – сказал я другу, отцепляя нарты.
Мы обменялись оружием, и напарник на снегоходе направился к лосю. Я пешком пошел за ним. Когда до подранка оставалось не более ста метров, я увидел, что лось встал и повернул голову в сторону приближающегося снегохода. Он покачивался, но сделал усилие и двинулся в заросли ольховника. «Вот только этого нам не хватало, – подумал я, наблюдая за приближающимся к подранку снегоходом. – Сейчас тезка его приголубит».
Лось тяжело пытался уйти и укрыться в зарослях, ему оставалось до них метров пятьдесят. Сергей остановил снегоход метрах в сорока, заглушил двигатель, встал на подножку и прицелился. Вновь сухо треснул приглушенный морозом выстрел, лось продолжал уходить в заросли – Сергей промахнулся. Раздалось еще два выстрела – вновь промах. Мне стало понятно, почему это происходит – я передал Сергею карабин, не опустив планку на первое деление прицела.
– Сухов, планку опусти, – кричал я Сергею, стоявшему на снегоходе и недоуменно смотрящему то на уходящего лося, то на карабин, из которого он безобразно мазал. Вероятно, он услышал мои крики, обернулся, я на дробовике показал, что нужно сделать. Друг все понял сразу, одним движением опустил планку, быстро вскинул карабин. После выстрела лось завалился набок и забился в агонии.
Я не спеша прибрел к снегоходу, даже разогрелся в движении по кочкам. Сергей сидел на сиденье и курил.
– Ну что, дружище, с полем и с мясом, – шутливо поздравил я друга с нашим успехом.
– Послушай, до последнего не думал, что ты попадешь. Красиво получилось, даже завидно немножко, – ответил мне друг, затягиваясь сигареткой и пуская дым вместе с паром от дыхания на морозном воздухе. Малахай его искрился от измороси.
Мы не спускали глаз с лежащего лося. Ему не удалось дойти до ольховника метров десять, и сейчас он лежал без движения. Я дождался, пока Сергей выкурил сигаретку и сказал:
– Эх, охота закончилась, начинается процесс превращения живого организма в куски мяса.
Шевелиться придется резво, мороз отпустил, но около тридцати пока еще есть.
Мы направились к поверженному лосю, постояли рядом, наблюдая за ним. Не испытывая судьбу, пустил пулю зверю за ухо. Только после этого подошел к нему, сделал все необходимое в этом случае. Кровь окрасила снег и желто-коричневую траву открытой тундры. Увы, суровая проза жизни. Вдвоем в два ножа, подгоняемые морозом, разделали лося. Хоть и звучит жестко, но сделали мы работу быстро, иногда отогревая замерзающие руки в теплых и парящих на морозе внутренностях.
– Эх, классная будет похлебка из ребрышек и грудинки, – мечтательно сказал друг, закуривая неизменную сигаретку, после того как мы закончили эту кровавую и малоприятную процедуру.
– Тезка, согласись, только избранные смогут понять всю прелесть непростой мужской работы в ста пятидесяти километрах от поселка, когда рядом только надежный друг, бескрайние чукотские просторы, крепкий мороз и капризная госпожа Удача. И пусть она нам улыбается чаще, – ответил я другу.
– Пусть будет так, – с пониманием ответил друг.
Отпуск в Анюйской тундре продолжался…
________________________
Ишак* – местное название лося.
Трассер** – патрон с трассирующей пулей,
показыващий полет пули в воздухе.
