Конкурс рассказов «Русского охотничьего журнала»

Грезы деда Захария

Юрий Жекотов

Дед Захарий на старости лет совсем сбрендил. А все, наверное, потому, что без спроса, без ведома, не заручившись согласием, записали его с супругой Зинаидой в новоселы. 

Стариков не обманули, посчитали ранее занимаемую квадратуру, учли возраст, заслуги и дали полную «компен-залимпенцию». Трехкомнатная квартира в центре города – это вам не шутки какие, государство сурьезные затраты понесло. Растолкали старики-новоселы свой немудреный скарб по двум клетушкам-комнатушкам, а третья за ненадобностью пустовать осталась.

Получилось теперича, что навсегда перерезали Захарьеву охотничью дорожку, по какой, несмотря на все более сковывающую телеса немощь, он до самого отъезда хаживал. Совсем недалече от предательски оставленного под нож бульдозера старого дома, на разливающемся по весне болотце крякву и чирка осаживал, а случалось, что и гусь налетал…

Тыкался-мыкался в новых хороминах старик, да и придумал, как хотя бы оживить воспоминания. Выстрогал брусочки – наделал рамочек. Стал искать нужные фотографии, но промашка вышла: снимков-то оказалось негусто. Во времена Захарьевой молодости не было моды фотографироваться у взятого трофея, охотились не для хвастовства – для души: главное, чтобы в памяти загогулина осталась и потом сердце согревала.

Наверное, его затея сошла бы на нет, если бы не внуки, а правильнее сказать, не их давнее увлечение фотографией. Внуки тогда наводили объектив «Смены» на все подряд, не исключая и деда. Нашел Захарий фотоснимки с парой рябчиков, что по осени, «пересвистав» их в манок, на брусничнике взял, и с зайцем-беляком, на которого специально не охотился, а добыл случаем, вылинявшего раньше срока и потому замеченного им недалече от грибной тропы…

Взял в рамочки, разметал по стенам фотографии. Опосля поприбивал по стенам дюбелей и навешал, подвязав к тесемочкам, резиновые чучела уток. Выцыганил у женушки хранящуюся в заначке тигровую шкуру – из синтетического волокна, конечно, – и бросил на пол «охотничьего музея». Сам-то отродясь за таким зверем не хаживал.

Окинул взором из дверного проема новый прикид для комнатенки: «Еще чего-ть не хватает?» Почесал бороду, покрутил-потискал ухо: давай соображай, откликайся-аукайся, бредова мыслица, что за недоразумение вышло. И смекнул. Съездил на другой край города к младшей дочери Аленке, пошептался с подросшими внучатами. Отыскали они в запыленной кладовке позарез надобную старику вещицу. Запеленал ее бережно Захарий в загодя прихваченную тряпицу, дома тщательно оттер от пыли, приделал ремешок и прилепил прямехонько над полосатыми тигровыми разводами какое-никакое ружьецо. Не настоящее, взаправдашним его разве что малец несмышленый примет. Да настоящее сейчас на стену и нельзя, закон не велит, хотя и не питал по этому поводу иллюзий Захарий – подарил свою проверенную «тулку» по переезде сыну.

Еще раз оценивающе осмотрел результат трудов своих: «Вот теперь полная гармония!» Прилепился спинушкой к косяку, расплылся в счастливой улыбке, и руки захотелось поднять, словно птице… у каждого свой крест… и взбеленилась, закуражилась по стылым стариковским жилам бойкая охотничья кровушка.

Если из родни и знакомых кто в гости заходил или соседей по подъезду встречал, тащил в комнату: «Смотрите, красотища-то какая!» Кто Захария давно знал – нахваливал, чтобы деда не обидеть. А случайный человек, если к тому же и к охоте не приучен, застывал в недоумении, а выйдя за дверь, случалось, и смеялся, а то и пальцем у виска крутил.

Сам Захарий старался лишний раз в охотничью опочивальню не заходить, берег как самый дорогой заповедник. А с открытием охоты не удержался, заночевал там, а сон не шел, только воспоминания всякие. Всплывали из прошлого были и небылицы: о неожиданных открытиях и озарениях, о счастливых мигах охоты; конечно же, о своем ратном начале, сколько раз на утренних зорьках вместе с другим охотничьим людом неведомо зачем впрягался в одни постромки с природными силами и под песни пролетных птиц своим восторженным охотничьим ремеслом помогал матушке-земле, затянувшейся розоватыми тенями, разродиться новым днем, и потом, прикоснувшись к давней заретушированной сегодняшними письменами тайне, непреодолимо стремился к правому, обозначенному судьбоносными далями делу…

И сегодня на исходе ночи не утерпел, отворил оконные створки и улегся на тигровом коврике головой к окошку, ружье рядышком на всякий случай: «А вдруг…». Под утро божьи птицы – голуби налетели, накружили-наворковали для мятежного сердца вечного согласия и любви неземной.

И больше не отлип от привычного дела, затянула-захомутала разом былая круговерть – утро встречать, новый день привечать, а на третью утреннюю зорьку и взаправду «закрякало» за оконцем. Захарий и позабыл, что ружье в магазине «Детский мир» куплено, изготовился. Немного подождал: может, примерещилось? Нет, опять закрякало где-то совсем недалече. Охотник не удержался, сложив руки трубочкой, поманил на осадку. Селезень отозвался еще ближе. Вспыхнувшие в сердце радость и восторг отдались по всем жилкам и косточкам приятным томлением. Ружье покрепче взял, приклад к плечу пристроил, чтобы отдачей не садануло – вот-вот налетит. Но еще пару раз крякнуло и затихло. Охотник долго выжидал, пока осмелился подойти к окну.

Биноклем поводил: непонятно, как тут птица между цементных глыб хороводы наловчилась водить, но тешит надежда: «Может, налетает какой шальной, покружит-покружит – и восвояси. Приводниться-то негде».

– Слышь, Зинаида, селезня сегодня подманил! Крякыша. Голосистый! – не сдержался, поделился за обедом радостью с супругой охотник.

– Да откуда здесь утке взяться, без водицы той же, лужица хотя бы какая была, – не поверила Зинаида. – Поди, приснилось невзначай. Примерещилось.

– Ну уж что, я-то не отличу? Не дремал даже, – сделав вид, что обижен недоверием, склонился над тарелкой Захарий.

– Ты-то? Таких охотничков еще поискать, – подначивала супруга, с улыбкой и непоказной нежностью лаская глазами морщинистого, изъеденного годами и ветрами – кожа да кости – деда.

Хлебал Захарий щи, а самого сомнение глодало: вроде правильно старая разумеет, но он же слышал. В общем, проверка требовалась.

Вечером заранее занял позицию, чучело кряквы на подоконник устроил. Хотя если какой шальной селезень и кружил, то вряд ли опять налетит. Такой страстный наверняка уже нашел себе подружку. Не прилетел селезень на вечерней зорьке, а наутро объявился сызнова. Решил Захарий ружьем не целить, а выследить чудную птицу, хоть разок глянуть на диковинного селезня, что любовь посреди города ищет. Подкрался к окошку с биноклем. Пошарил по небу – никого нема. Снизил планку поиска – никто не вьется. А тут под самым носом, на топольке уточка закрякала. Надо же, чудо какое – утка на дереве, никогда не встречал и не слышал, чтоб хоть кто-нибудь обмолвился об этом. А получается: может утка каким-то макаром, если надобно, цепляться перепонками за ветки. Вот, чудное дело – жизнь, вроде побегал порядком по землице, да и глас с самого верха напоминает: пора, мил человек, собираться в другую дорогу, спущенные с небесной выси руки гладят тебя нежно по поседевшей и поредевшей волосьями головке, и небесный занавес, за которым ты перед людьми на подмостках комедии ломал, все глуше закрывается. А оказывается, не успел ты насмотреться-налюбоваться этим миром и много времени в шутовских затеях, захлебываясь пустословием, бездарно потратил. А тут напоследок такие картины, такие открытия…

Навел бинокль. Мать честная – так это же ворон на самой макушке дерева! Косит на человека глазом и трель свою с издевкой выворачивает на утиный лад.

– Ах ты, плутище, скоморошина бесстыжая… – Захарий в сердцах даже замахнулся рукой на птицу.

Обиделась птица и улетела восвояси, а Захарий заскучал в бездействии и безделье. А примерно через недельку после окончания «охоты» шум из охотничьей засидки раздался. Заглянул туда Захарий: скрежещет-шебаршит кто-то за окном. Осторожно открыл раму: раненый ворон на карниз припал, дался в руки. Осмотрел: крыло помято, косточка перебита.

– Вишь, как вышло, издевался над охотником, а как занемог, обратиться больше не к кому, – пожалел пернатого гостя охотник. Поправил ворону косточки Захарий, неделю птица прожила на полном стариковском попечении, отколупывая от пенсиона алтыны и гривны. Но и оправившись от хворобы, брюнетистый пародист стариков не забывал. Захарий форточку всегда открытой держал, чтобы птица без помех залетала, когда захочет. Ворон говорун еще тот оказался и к обучению способный – нет, конечно, по-человечьи не сподобился заговорить, но уточкой крякал, куковал, скворцом мог, по-сорочьи, даже собакой гавкал… ублажал слух старика разными голосами. Видел, что дед доволен, чернокрылый и рад стараться, «наконцертует», на плечо садится и в рот все клювом норовит залезть, проверить, не приберег ли Захарий съедобную заначку.

– Целоваться он к тебе, что ли, лезет? – ревновала Зинаида мужа к ворону, оттянувшему на себя порядочную долю стариковского внимания.

– Ты же, мать, неправильно понимаешь. За своего он меня принимает. Душу бесхитростную нашел… Ты прислухайся, как поет, как вестует.

Привыкла немного погодя, научилась вместе с дедом птичьи концерты слушать и Зинаида.

Почти полгода с вещей птицей охотник дружбу водил. А в пору отгорающего и отцветающего осеннего листа, когда горечь диких рябиновых ягод выворачивает соблазненного яркостью рясных гроздей наизнанку и не дает лицемерно напускать на себя благополучную гримасу, аккурат на первый день открытия охоты, самые трохи не дожив до 93 годков, преставился дед Захарий, ушел в мир иной, куда загодя протоптал тропинку, навечно отбыл со своими мечтами и грезами в негаснущий мир охоты и природы, наделав памятных затесок в мирской жизни, только за них цепляться и карабкаться обратно не будет: не оставил он на землице грехов, что замаливать нужно. 

Petr...sh
наконцертует и вестует....., пожалуй лучше я за последнее время не читал. Спасибо автору. Большое спасибо и за слог, и за  мысли. Учиться мне и учиться.
Имя Скрыть Удалить

Оставить комментарий

Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений

Подписка

Подписку можно оформить с любого месяца в течение года.

Оформить подписку

 
№10 (25) Октябрь 2014 №11, Ноябрь. 2012 №09 (144) 2024 №9 (24) Сентябрь №4 (115) 2022 №10 (145) 2024