Журнал

О сафари и не только

Когда я решил отметить некоторое событие с друзьями на африканской охоте, то, честно сказать, не думал, что окажусь в ЮАР.

Во-первых, как-то так получалось, что мы, если уж доводилось выбираться в Африку, охотились в Танзании или Зимбабве, где всегда было сочетание свободы выбора, «гибкости» местных организаторов, буйволов, крокодилов и достаточного количества недорогих антилоп (а больше ни на кого мы за последние 15 лет и не охотились).

Во-вторых, в ЮАР по делам мне довелось побывать в самом начале 1990-х, когда у нас еще был Советский Союз, а у них «свирепствовал режим апартеида». У меня почему-то остались ассоциации с большим и зарегулированным зоопарком, в котором настоящему охотнику делать нечего, хотя то, что в национальном парке Крюгера порядка было намного больше, чем в постперестроечной России, производило впечатление.

Однако все в этой жизни рано или поздно меняется. Разоренная «реформами» Зимбабве так стремительно теряла качество и повышала расценки, что возвращаться туда не хотелось, танзанийский Селус также нам в этот раз не подошел по какой-то логистической причине, да и времени у нас на все про все было негусто.

А вот в Южной Африке все организовалось на удивление быстро. И мы группой из 6 человек поехали сначала в охотничье хозяйство Elandela, расположенное неподалеку от городка Хоедспруит на границе парка Крюгера, с целью добыть по буйволу и по крупному крокодилу, а следующей точкой маршрута наметили находящееся в Северной Капской провинции охотничье хозяйство Ratеlfontein, специализирующееся на разнообразных, в том числе, и довольно редких антилопах.

Что впечатляет в ЮАР, так это организация процесса: все отлажено, все точно в срок. Дичеразведение в Южно-Африканской Республике – серьезный бизнес с оборотом в сотни миллионов долларов. Покупаются животные для разведения на специальных аукционах, где продавцами выступают как частные хозяйства, имеющие «излишки», так и национальные парки. А бывает еще интересней: недавно нескольких капских буйволов привезли в ЮАР на продажу… из США и Японии. Разумеется, каких-то их предков из ЮАР и вывезли, но сегодня это – свежая кровь и ожидание перспективного с точки зрения генетики потомства.

Цены торгов иногда поражают воображение: владелец одного из хозяйств рассказал, что за прекрасный экземпляр буйвола покупатель отдал 2,5 млн. рандов (это больше $300 тысяч).

Разумеется, такая покупка – не под выстрел. Цены на добычу буйвола хоть и выросли за последние 10 лет, по моим подсчетам, в 3-4 раза, но колеблются в районе $15-25 тысяч. Однако, помимо коммерческой охоты (и даже более быстрыми, чем она, темпами) развивается экотуризм, фотосафари, и тут уж без буйволов – никуда, они – обязательная часть программы. Ну, а тому человеку, который заплатил упомянутую выше сумму, очевидно, хотелось продемонстрировать окружающему миру, что у него – лучшие звери в ЮАР.

Пока трудно сказать, оправдаются ли ожидания буров, столь интенсивно инвестирующих сегодня в свой охотничий бизнес в ЮАР. Но для клиентов такая активность – безусловный плюс: растет конкуренция, создаются условия, когда сервис улучшается, а цены, которые росли много лет, если и не падают, то по крайней мере становятся предметом обсуждения. Всем понятно, что за счет одних только сверхбогатых людей отрасль не развить. Да, по-прежнему есть объявляемая «на старте» цена в $25 тыс. за буйвола и $100-150 тыс. за льва (справедливости ради надо сказать, что за такие деньги предлагают самцов с роскошной, не встречающейся в дикой природе черной гривой «в пол»). Но есть и куда более разумные предложения, и торговаться по условиям контрактов можно и нужно, так что реальные цены могут быть существенно ниже.

Мы поинтересовались, кто в основном приезжает для охоты в этот регион, и услышали довольно неожиданный ответ: мексиканцы, русские, американцы, канадцы, все чаще – китайцы. Видимо, затяжная рецессия в ЕС вернула немцев и французов на охоту «в родные леса», а вот в Мексике охотиться особо негде, а стрелять – привыкли…

Стоит отметить и еще одно любопытное явление. В довольно дорогой по большинству показателей ЮАР, испытывающей в экономике те же диспропорции, что и другие «сырьевые придатки» развитых стран (высокий курс ранда, низкая занятость на производстве, рост цен и расходов госбюджета), охотничьи угодья начинают пользоваться спросом среди иностранцев. Нам, например, рассказывали о покупке «правителем Дубая» около 20 тысяч га земли в Северной Капской провинции для разведения белых ориксов и других редких антилоп – видимо, чтобы организовывать охоту «для своих». Следом, надо думать, согласно стандартному набору легенд, должны появиться «русские олигархи»…

Нужно сказать, что в охотничьей индустрии ЮАР наблюдаются не только позитивные тенденции. К основным недостаткам (видимо, специфическим для ЮАР в нынешней социальной обстановке) следует отнести ужесточение правил, направленных не на борьбу с браконьерами, а на банальное увеличение полномочий «новой бюрократии». Прежде всего это попытка «зарегулировать» принадлежащие хозяйствам оружейные арсеналы. Например, ружья теперь должны быть с магазинами не более чем на 4 патрона и обязательно разных калибров, чтобы не допускать унификации оружия в частных руках. А получения разрешения на покупку оружия даже лицензированный профессиональный охотник может ждать до трех (!) лет. Очевидно, что власти опасаются развития слишком хорошо вооруженной части населения, способной себя самостоятельно защитить.

«Социальными» целями объясняется и усиление контроля за тем сколько, чего и как подстрелили приезжие охотники и почем продали местные аутфитеры – не ради защиты природы, а для повышения и так высоких налоговых сборов. Ведь кормить быстрорастущее, наполовину безработное и сильно люмпенизированное население возможно только из двух основных источников – налоги с горнодобывающих компаний и поборы с тех, кто знает, как эффективно управлять большими земельными угодьями.

Однако вернемся от общего к целому – к нашей охоте.

Приданные нам профессиональные охотники, работающие по контракту с владельцами угодий, оказались прекрасными специалистами и симпатичными ребятами. А вот с объектами охоты все сложилось не так просто. С одной стороны, зверей в окрестностях парка Крюгера более чем достаточно. С другой, найти, выследить и добыть достойные трофейные экземпляры, да еще в очень сжатые сроки, даже при общей высокой плотности – задача не из легких.

Сконцентрировавшись на крокодилах, мы получили два прекрасных экземпляра, которых удалось «застать врасплох» на берегах небольших озер. Один был лет 60-70, длиной 4,7 метра, если не считать свежеоткушенной кем-то из конкурентов части хвоста. Это существенно отличалось от охоты на берегах Замбези или в Селусе, где крокодилов приходилось часами поджидать в укрытии на расстоянии 50-100 метров от воды или выманивать с помощью привад из нор. Видимо, разведение крокодилов для охоты в окрестностях парка Крюгера налажено неплохо, и для тех, кому важен в первую очередь хороший выстрел, а не азарт длительного выслеживания, это место подходит почти идеально.

У нас были планы также на 2-3 гиппопотамов, но им не суждено было реализоваться: оказалось, что охотятся на них тут на апельсиновой плантации (видимо, должна быть своя африканская версия поговорки на известную тему, вроде «разбирается, как бегемот в апельсинах»). Причем ехать на охоту нужно ночью, в чем, наверное, и заключается главный «прикол»: все же гиппопотам – животное опасное, не зря по количеству человеческих жертв от нападений диких животных он стабильно держит первое место в Африке. Но гиппопотамов нам ночью увидеть не удалось, и с охоты в «апельсиновой роще» пришлось возвращаться с урожаем необычно сладких и вкусных апельсинов.

Что касается буйволов, то лишь троим из нашей группы удалось решить задачу «на все сто» и добыть пусть не рекордные, но вполне достойные трофеи. Видели мы их регулярно, но, как правило, животные перемещались, будучи скрытыми довольно густым бушем, и определиться с качеством трофея, как и сделать гарантированный выстрел было очень непросто. Ограничивала возможности стрелять и местная трактовка «платы за кровь».

Здешние стандартные правила гласят, что подранок оплачивается по полной программе, как добытый трофей. Есть кровь – значит, есть подранок. Правда, считается, что организаторы должны «сделать все возможное» для его добора, но это, согласитесь, куда более расплывчатое определение. К тому же иногда это влечет за собой дополнительные расходы. Так, одному из моих спутников для поиска раненного буйвола предложили арендовать вертолет (около $1000 в час). Буйвола, кстати, так и не нашли. А за другим подранком пришлось бегать около 10 часов.

Тем не менее все это я готов отнести к издержкам того, что называется «охота есть охота». В конце концов, сам же не хотел излишней зарегулированности. А вот некоторые «особенности сервиса» откровенно раздражали.

Принадлежащие выходцам из Западной Европы угодья были поделены на «охотничью» часть и территорию «фотосафари». Местами эти «зоны» разделены лишь символическим проволочным заборчиком. То есть приехавший за буйволом охотник мог, обернувшись, увидеть за спиной семейку львов, которые не опасаются людей и даже пытаются «прогнать» их с территории, прилегающей к зоне, где львы живут под вывеской вроде «White Lions Breeding Project». Ко всему прочему, не только гости-«фотографы», но даже жена хозяина угодий относятся к охотникам с явным предубеждением, не понимая, что без доходов от охоты тут вообще никакой «дикой природы» не останется и они лишатся объектов фотографирования, а она – еще и куска хлеба.

Когда я затевал эту поездку, то, честно говоря, не ожидал, что расположенная почти «на противоположном краю страны, в Северном Капской провинции, и специализирующаяся исключительно на антилопах охотничья ферма Ratelfontein запомнится нам гораздо больше, чем северо-восток страны со всем многообразием его животного мира. Плоскогорье на высоте более километра над уровнем моря, зимой местами напоминающее странное сочетание тундры и каменистой пустыни, поразило нас своим «неафриканским видом». Даже с учетом высоты и ветров там было необычно холодно (утром – иней, лед на водоемах). Яркое солнце в течение всего дня не прогревает эту землю, а зимняя сухость климата ограничивает растительность низкорослым кустарником и очень редкими деревьями (в т. ч. – хвойными). Кроме тысяч антилоп (в основном спрингбоки, импалы, ориксы, куду, но всего более 20 видов) на огромной пустынной территории обитали лишь несколько жирафов, группа непонятно зачем завезенных сюда медлительных бизонов, а также шакалы, подъедающие совсем мелких антилоп и молодняк. Но разведение антилоп стало главным бизнесом (заменившим, кстати, для некоторых местных фермеров овцеводство) с активной селекционной работой. А главный инструмент селекционера, озабоченного повышением трофейных качеств животных, – это карабин. Так, например, в прошлом году на 16 тысячах га угодий Ratelfontеin отстреляли полторы тысячи мелких спрингбоков. Так что приезжать сюда в будущем будет еще интереснее – «дичь станет крупнее».

Для нас же в этот раз самой сложной задачей оказалось найти сэйбла, или саблерогую антилопу – красивого зверя с саблевидными рогами, во многом из-за которой мы сюда и ехали. Крупных самцов в Ratelfontеin было всего несколько, и они мастерски прятались. Самый интересный экземпляр обитал в нескольких минутах езды от лоджа, но появлялся на считанные минуты на рассвете или перед закатом. А бегать по пересеченной местности за ним почти бесполезно. Не зря в этом регионе повсеместно разрешено стрелять с джипа – иначе некоторые особо пугливые и резвые антилопы просто не оставляют шансов прицелиться. Мы, правда, воспользовались такой возможностью только один раз из нескольких десятков выстрелов – когда догоняли раненого африканского орикса и пытались не дать ему смешаться с другими животными.

Другие интересные трофеи, ради которых стоило приезжать в Северный Кап – в первую очередь куду (после двух дней поисков нам удалось подстрелить экземпляр более 800 кг) и белый или арабский орикс, завезенный в ЮАР с Аравийского полуострова в целях разведения, в первую очередь – для охотников из азиатских стран и Восточной Европы. В США, например, на эту редкую породу антилоп охота вообще запрещена, да и западноевропейские клиенты нечасто планируют для себя подобные трофеи. «На исторической родине» – Аравийском полуострове – охота на него также не ведется, а разводить данный вид ориксов в больших количествах сложно, да, видимо, и не очень экономически целесообразно: продают редкое животное по $12,5 тыс. «за выстрел». За последние 10 лет белых ориксов добыли не более 2 десятков. Поэтому, решив добыть одного, мы не только потратили четыре дня на поиски группы, к которой можно было бы подойти хотя бы на пару сотен метров, но и до последней минуты сомневались, стоит ли поддержать экономику охотничьего региона таким способом.

Охота на белого орикса превзошла ожидания не столько совершенно неожиданным успехом, сколько драматизмом в поведении животных. Нам повезло – подобравшись почти на четвереньках вдвоем с профессиональным охотником практически на голой поверхности (не только без кустов, но и без травы выше 20 сантиметров) метров на 200 к группе из десятка ориксов, один из нас смог прицелиться и ранил животное так, что быстро перемещаться оно уже не могло. И тут остальные ориксы повели себя неожиданно – они стали закрывать собой раненого товарища, меняясь местами и пытаясь очень медленно уходить всей группой от охотников. Целиться для второго выстрела было крайне тяжело из-за опасения задеть других антилоп.

После следующего попадания орикс все еще был на ногах, и нам ничего не оставалось, как двинуться к нему в надежде, что остальные антилопы просто убегут. Но и тут они оставили товарища не сразу, а только поняв, что ему уже ничем не поможешь. Мы с профессиональным охотником, который за 20 лет работы вообще не стрелял белых ориксов ни сам, ни с клиентами, были настолько поражены увиденным, что долго не могли решить, стоит ли даже фотографироваться возле такого трофея – уж очень сильно поведение животных не соответствовало привычным стандартам.

На другой день мы уехали из Ratelfontein, везя с собой огромное количество сырого и копченого мяса антилоп, возможно, вопреки всяким нормам, и санитарным в том числе, четырех разных стран, куда мы разъезжались. Но соблазн поесть то, что порой не просто вкуснее даже самой лучшей тосканской или бургундской говядины, но и выросло вообще без применения подкормок и витаминов, был сильнее опасений дискуссий с таможней. Самолет, ждавший нас на грунтовой полосе между свежевырытыми норами местных муравьедов, показался единственной связью между рвущейся в Африку откуда-то с севера цивилизацией и жизнью в этих фантастических местах, которая, казалось, застыла где-то в последней четверти ХХ века. Уезжать не хотелось – такая Африка была нам ближе любой другой, которую мы видели, и не в последнюю очередь из-за почти «нашего» климата. И желание вернуться при первой же возможности сформировалось еще до отъезда.

На следующий день после отлета в районе Ratelfontein выпал обильный, вполне «русский» снег…