Болевые точки охотничьего хозяйства

Тема июльского номера «Где мы охотимся» вызвала изрядное количество откликов, в том числе и из ближнего зарубежья. Сегодня мы публикуем статью Максима Левитина, посвященную проблемам охотничьего хозяйства Казахстана. Прочитав ее, вы узнаете как про отличия от нашей системы охотустройства, так и про многочисленные общие черты.

Чтобы разобраться в интриге, сложившейся вокруг охотничьего хозяйства, читателю необходимо напомнить предысторию реформирования этой отрасли. Реформа началась в 2004 году с принятия новой редакции закона «Об охране, воспроизводстве и рациональном использовании животного мира». Он ликвидировал понятие «угодья общего пользования», запретил охоту на незакрепленных угодьях, зато дал возможность всем желающим, независимо от форм собственности, участвовать в конкурсах по закреплению охотничьих угодий.

Если вы помните «земельно-закрепительную лихорадку» тех лет, когда счастливчик, вовремя оформивший десяток соток в районе Медео, чудесным образом превращался в Гаруналь-Рашида, то сможете легко представить, что творилось на тендерах по закреплению охотугодий. Некоторые кандидаты в охотпользователи всерьез полагали, что это что-то вроде спекуляции земельными участками. Организаторы тендеров не имели особых причин их в этом разубеждать. Для них-то это действительно была ловля лосося во время нереста. Большинство жаждущих проявить себя на охотничьей ниве не имели понятия об охотхозяйствах, а ввязывались в дело просто потому, что это считалось круто. Что поделать, «мода – деспот средь людей».

Не знаю, какие гениальные мастера мифодизайна породили эту повальную эпидемию, но в театр или ресторан нужно было ездить непременно на люфтованном лендкрузере с хайджеком. Бизнесмен без охотничьего хозяйства, как товар без знака качества, не котировался на рынке реальных пацанов. Пролетарии толпились в офисах МММ, а сливки общества – в тендерных комиссиях. По правилам конкурсов в заявке нужно было написать как можно больше наукообразных слов и пообещать инвестировать как можно больше денег. Соискатели лотов ради конкурентных преимуществ только что построение коммунизма не обещали в своих заявках. Конечно, они считали все эти бумажки пустой формальностью, так как хорошо знали, что на самом деле выигрыш на тендере зависит совсем не от написанного. Из заявок эти «нью-васюки» копировались в договора и далее в проекты охотустройства. Счастливые победители тендеров и не подозревали о том, что настанет время, когда по договорным обязательствам придется отвечать, и не формально, а буквально, по пунктам.

Конечно, не все, но хотя бы некоторые на самом деле в порыве энтузиазма инвестировали в развитие инфраструктуры приличные средства: делали проекты охотустройства (стопка переписанных под копирку бумаг обходилась в сумму от 10 до 20 тысяч долларов), строили кордоны, покупали транспорт, нанимали охрану, тратили деньги на биотехнию. Но через пару лет энтузиазм стал понемногу угасать, а ни одного рентабельного охотничьего хозяйства так и не появилось. Владельцы охотхозяйств наконец догадались, что купили

никакие не хозяйства, а договоры, то есть бумагу, которая обязывает их безвозвратно вкладывать приличные деньги в охрану того, что им не принадлежит. Ибо животный мир является собственностью государства (фактически личной собственностью чиновников), а земля арендована основными землепользователями. Договора обязывали охотпользователей строить кордоны, но Лесной кодекс запрещал делать капитальные постройки на землях лесного фонда, а Земельный кодекс не предусматривал категории земель охотхозяйственного назначения. Районные администрации не горели желанием выделять земли под нужды охотничьего хозяйства, и никто, кроме президента Бенджамина Франклина, не мог их убедить это сделать. Отношения с основными землепользователями, как правило, складывались по арабо-израильскому сценарию, причем охотникам чаще доставалась роль палестинцев.

В результате мы получили такую модель охотничьего хозяйства, какую имеем.

Ее прекрасно иллюстрируют следующие цифры, взятые из годового отчета территориальной инспекции лесного и охотничьего хозяйства Алматинской области. В 2012 году охотпользователи области затратили на развитие охотничьего хозяйства 451 млн тенге, получив при этом доход на сумму 32 млн. Отрицательный баланс составил 418 млн тенге. Не владею статистикой по республике в целом, но не сомневаюсь, что порядок цифр примерно такой же. Вместе с тем цитирую доклад: «Охотничьи хозяйства являются основными пользователями животного мира республики, от деятельности которых зависит благополучие диких животных». В настоящее время в 660 охотничьих хозяйствах республики о благополучии животных пекутся примерно 4500 егерей и охотоведов.

Многие бизнесмены поняли, что вложенных ими в планово-убыточный проект денег с лихвой хватило бы, чтобы до конца жизни ездить на охоту куда душа пожелает! Некоторые, сообразив, что их ловко «развели», махнули рукой и отказались от мартышкиного труда, который по объему обязательств перед государством больше напоминает сизифов. А большинству от угодий отказываться было жалко, но денег на их содержание не было. Они крутились, как караси на сковородке, отписывались, «уговаривали» проверяющих, подшивали в отчеты липовые чеки, содержали «мертвые души» и всяческими способами тянули время: авось, что-нибудь изменится. Есть и такие тяжеловесы, для которых наезды инспекции, что укус комара для бегемота. Их хозяйства проверяющие стараются объезжать по большой дуге.

И, наконец, существуют те, кто на самом деле любит природу больше, чем деньги (их можно пересчитать на пальцах одной руки). Они продолжают добросовестно инвестировать деньги в охрану природы из имиджевых (читай «патриотических», не побоюсь громкого слова) соображений.

Такое положение могло бы существовать сколь угодно долго, если бы не одна особенность охотничьего хозяйства. Без животных оно существовать не может. А дикие животные проголосовали против «убыточной» модели охотничьего хозяйства резким сокращением численности, которое начало бросаться в глаза даже далеким от охотоведения людям.

Тут стало всем понятно, что если срочно не изменить направление, то мы придем ровно туда, куда движемся.

25 апреля 2013 года охотничью общественность взбудоражило письмо исполняющего обязанности Председателя Комитета лесного и охотничьего хозяйства МООС РК к руководству «Кансонар» № 17-03-22/329: «В связи с поступающими в министерство и комитет обращениями общественности о целесообразности объявления моратория на изъятие объектов животного мира в целях их сохранения просим до 3 мая текущего года внести предложения по вопросу установления запрета на изъятие отдельных видов животных, являющихся объектами охоты (медведь, лось, марал, косуля, кабарга, кабан)».

Большинство специалистов отреагировали на письмо резко отрицательно – они полагают, что непродуманный мораторий на охоту принесет животному миру больше вреда, чем пользы. Большая часть охотничьих хозяйств вряд ли сумеет пережить этот эксперимент, и животный мир лишится даже тех скромных средств, что сейчас инвестируются в охрану и биотехнию. Если будут уволены 4500 егерей частных хозяйств, несколько сотен государственных инспекторов не справятся с девятым валом браконьерства. Кроме того, это недопустимо и с моральной стороны. Этот шаг окончательно подорвал бы доверие охотпользователей, поверивших в реформы и вложивших в охотхозяйство приличные средства. А с юридической стороны – на комитет со стороны обманутых инвесторов обрушился бы поток судебных исков с требованиями компенсации всех расходов за последние 10 лет. 

Далее, исполняющий обязанности председателя комитета пишет: «…полагаем необходимым принять меры по ориентированию субъектов охотничьего хозяйства на разведение в неволе и полувольных условиях (дичеразведение) указанных видов животных».

Это предложение, по мнению специалистов лаборатории териологии Института зоологии МОН РК, вполне соответствует интересам сохранения животного мира и мировой практике, но потребует существенных изменений одновременно в нескольких законах и кодексах. 

Охотпользователи не разделили такого оптимизма. Можно, конечно, призывать и «ориентировать» на что угодно, но заставить людей вкладывать деньги в бизнес, где по определению не предусмотрена доходная часть бюджета, вряд ли удастся. Во всяком случае медведей и козерогов придется разводить на приусадебном участке, так как Земельный кодекс не предусматривает категории земель охотхозяйственного назначения. Если сейчас охотпользователь вынужден годами обивать пороги, чтобы закрепить несколько соток под строительство туалета без фундамента, то о каком дичеразведении может идти речь? Ведь для этого понадобятся тысячи гектаров земель, имеющих статус основного землепользования.

В целях мотивации ранчеводства закон предусматривает возможность разведения в неволе даже редких видов животных (речь идет в основном о горных баранах как наиболее востребованном на охотничьем рынке виде), но нормативы изъятия из природы маточного поголовья не разработаны, и, по-видимому, никто не собирается их в ближайшее время разрабатывать.

А согласятся ли трофейные охотники убивать выращенных животных в вольерах? Может быть, сработала бы система взаимозачетов: питомник выпускает в природу двух баранов и получает лицензию на одного. Но эта идея даже не обсуждается, поскольку считается крамольной!

Проводил ли кто-нибудь биологические, экономические и социальные исследования? Разрабатывал ли последовательную стратегию развития дичеразведения, прежде чем кого-то на что-то ориентировать? Может быть, ранчеводство и неплохо как разумное дополнение к охотничьим угодьям. Но почему европейцы едут на охоту к нам?

Европа разводит дичь в вольерах по причине высокой плотности населения и дефицита территорий. Европейские охотники с белой завистью смотрят на наши необжитые просторы, дающие уникальную возможность развивать гораздо более ценное и с практической, и с эстетической точки зрения охотничье хозяйство в естественных условиях. Но, похоже, экономически устойчивым охотничье хозяйство может сделать только трофейная охота на немногие востребованные на международном рынке виды. Прежде всего горные бараны. Их у нас 6 подвидов. Эксперты оценивают уровень браконьерской добычи краснокнижных баранов тысячами, но, по-видимому, это никого не пугает. Пугает только официальное изъятие. А на аргумент, что законная добыча нескольких потерявших репродуктивную способность особей могла бы дать средства и мотивацию для спасения тысяч животных, чиновники отвечают, что на такой шаг не позволяют пойти наш уровень коррупции и низкая правовая культура!

«Дай нашему народу разрешение на законную добычу одной особи, он под этим соусом перебьет и вывезет всех!» – считают чиновники.

Упирается в правовые противоречия и такой важный вопрос, как возмещение убытков, нанесенных субъектам охотхозяйственной деятельности противоправными действиями. Сейчас штрафы и иски за причиненный популяциям диких животных ущерб направляются прямиком в бюджет, что не создает мотивации для охраны. Тогда как в соседних странах (например, в Кыргызстане и Узбекистане) егерь, составивший протокол задержания нарушителя, получает от 30% до 40% от суммы штрафа, а 80% от суммы ущерба выплачивается субъекту охотхозяйственной деятельности. У нас же удостоверение дает егерю столько же полномочий при задержании браконьера, сколько и читательский билет в библиотеку. Досмотр машин можно производить только с участием сотрудника ДПС, применять силу – только в пределах закона о самообороне, если браконьер едет весной по твоему хозяйству с зачехленным оружием, ты можешь только пожелать ему счастливого пути. Если браконьер добыл краснокнижного зверя, что может быть квалифицировано как уголовное деяние, то егерь может его задержать – в присутствии двух понятых и сотрудника природоохранной полиции. Понятые и полицейские обычно всегда прогуливаются в горах неподалеку от места браконьерства.

Охотпользователи составили список из 10 трудноразрешимых вопросов, без решения которых дальнейшее развитие охотничьего хозяйства представляется весьма туманным. Для их решения необходима государственная воля на высшем уровне.

1. Необходимо постановление правительства о государственной поддержке охотничьего хозяйства как кластера, обеспечивающего общегосударственную задачу: охрану животного мира.

2. Необходима разработка комплексной концепции развития ранчеводства (включающей правовые, экономические и биологические аспекты).

3. Необходимо внесение в Земельный кодекс категории земель охотхозяйственного назначения. 4. Требуется постановление правительства, регламентирующее статью закона о рациональном использовании отдельных, внесенных в Красную книгу видов с целью разведения в неволе и в научных целях.

5. Требуется постановление правительства о возмещении ущерба субъектам охотхозяйственной деятельности.

6. Требуется постановление правительства о материальном поощрении работников охотничьего хозяйства, раскрывших факт браконьерства. Например, в размере 30% от суммы штрафов. Необходимы изменения в административном кодексе, повышающие полномочия егерской службы при проведении природоохранной деятельности.

7. Необходима оптимизация процедур ввоза-вывоза охотничьего оружия, экспорта трофеев, получения ветеринарных документов и решения других бюрократических проблем, создающих в международном охотничьем сообществе негативный образ Казахстана как страны крайне бюрократизированной, что ставит непреодолимые преграды для развития трофейной охоты как эффективного механизма капитализации охотничьего хозяйства.