Нас невозможно сбить с пути, нам всё равно, куда идти.

Девиз пользователя Guns.ru

" /> Куда идем - №1 (64) 2018 . Русский Охотничий Журнал
Журнал

Куда идем

Нас невозможно сбить с пути, нам всё равно, куда идти.

Девиз пользователя Guns.ru

Не так давно в Государственной думе проходил круглый стол, тема которого касалась критериев оценки добросовестности охотпользователей.

При подготовке пришлось задуматься «о главном», а выводы получились совсем неутешительными.

Всезнающий интернет выдаёт несколько характеристик термина «критерий», основная суть сводится к тому, что критерий (мерило) – это признак, основание, правило принятия решения по оценке чего-либо на соответствие предъявленным требованиям (мере).

Таким образом, критерии вторичны относительно той меры, которую мы хотим оценить. Тут и встал логичный вопрос: а что в деятельности охотпользователя является целью, желаемым результатом этой деятельности, чего он должен достичь и что должно оценивать?

Как ни странно, внятного ответа на главный вопрос – о конкретных, осязаемых целях и задачах ведения охотничьего хозяйства в России – нет ни в Законе об охоте, ни в Стратегии развития охотничьего хозяйства.

Наш специальный закон говорит о том, что им в целом регулируются (внимание!) отношения, «возникающие в связи с осуществлением видов деятельности в сфере охотничьего хозяйства». Будем надеяться, что читатель разобрался в тонкостях современной бюрократической лексики! Если нет, к теме ясности формулировок закона ещё вернёмся.

По закону целью закрепления охотничьих угодий является «привлечение инвестиций». Справочники утверждают, что инвестиции – это размещение капитала с целью получения прибыли и (или) достижения иного полезного эффекта. Таким образом, охотничий закон приравнивает охотничье хозяйство всех направлений к бизнесу.

Только вот в российской охотничьей отрасли всё устроено гораздо сложнее, а прибыль – далеко не всегда самоцель охотпользователя. Сложившаяся сегодня в России система пользования угодьями частично является «реинкарнаицией» советских охотничьих хозяйств спортивного направления, закреплённых за обществами охотников (это нынешние ОООиРы всех мастей), или делением бывших «промхозов» на более мелкие предприятия по границам бывших охотучастков за Уралом, которые сохранили свой промысловый профиль. Новым типом пользователей стали частные охотничьих хозяйства.

Общественные организации охотников, входящие в Ассоциацию «Росохотрыболовсоюз», за которыми сейчас закреплено около 194 млн га, что составляет почти треть (27%) всех закреплённых площадей в России, ставят совсем другие цели, чем получение прибыли. Их главное стремление – дать  гражданам возможность охотиться, и именно «общественные» угодья являются наиболее доступными в охотничьем плане. Вообще-то, всем известно, что в европейской части России ведение охотничьего хозяйства сопряжено с высокими затратами (попросту – убыточно) и его непросто вывести на самоокупаемость, а потому возможности привлечения сторонних инвесторов для развития «общественных» угодий невысоки…. Так что для крупных – районного, областного масштаба – общественных организаций охотников (не «клубов по интересам» для узкого круга) цель деятельности совсем иная, чем поиск инвесторов.

Промысел соболя и другой пушнины в закреплённых сибирских и дальневосточных охотничьих угодьях – с виду вроде бы и бизнес, но ведь никакие инвестиции не увеличат число соболей в угодьях, а мать-природа может преподнести такой сюрприз, что охотник не то что прибыли не получит, а с трудом отработает бензин и продукты. С другой стороны, промысловая охота – это традиционный, часто семейный промысел и несёт огромную социальную нагрузку, обеспечивая занятость в таких местах, где создание даже одного самодостаточного рабочего места вне бюджетной сферы – огромное достижение. Потому-то сущность и польза для общества труда охотпользователей-промысловиков заключается в самодостаточном освоении угодий для обеспечения выживания в суровых условиях Севера. Видимо, не следует забывать и о важности для государства повседневного (и бесплатного!) пригляда за вверенной территорией со стороны охотников, иначе зачем тогда Ермак Тимофеевич всё это осваивал? Сейчас охотники-таёжники (цитирую по памяти старую промхозовскую инструкцию по ТБ: «Если вы провалились на тонком льду – не пугайте себя криком, а выбирайтесь вплавь…») предоставлены сами себе: никто о них «сверху» не заботится, не завозит/вывозит на промысел, не организует ежедневную радиосвязь и санрейс в случае чего.

Для понимания читателем масштабов и структуры приведу площади охотугодий в период середины 80-х годов прошлого века (данные сборника «Фонд охотничьих угодий и численность основных видов диких животных в РСФСР», ЦНИЛ Главохоты РСФСР, 1992).

Куда идем

Частные охотничьи хозяйства, особенно организуемые обеспеченными владельцами в представительских целях, также могут не иметь целью получение прибыли как таковой, а «полезным эффектом» можно назвать разве что пользу общения с нужными людьми для владельца и общения с природой его самого. Хотя именно в частных владениях идут максимальные вложения, строятся вольеры, завозятся животные и т. д.

Хорошую прибавку к доходам охотпользователей может дать трофейная охота, в тех регионах, где природа одарила охотпользователей «рентабельным» зверьём. Эта деятельность действительно требует вложений, и они могут дать отдачу, но востребованных трофейщиками видов совсем немного, да и интересные в туристском плане регионы можно счесть по пальцам. Тут ещё ведь какая штука: «трофейный» сезон обычно ограничен одним, редко – двумя месяцами в году (а то и 10 днями – как в случае охоты на весенних токах), а всё остальное время охотпользователь должен поддерживать в исправном состоянии инфраструктуру, охранять угодья и заботиться о воспроизводстве. Ещё и мировая конкуренция вносит лепту, так что супротив «Африк» с их сотнями видов антилоп нашим медведям и глухарям тягаться трудно. Так что туристов к нам приезжает... ну, совсем немного.

Есть и такие охотпользователи, как общины коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, но каких инвестиций требовать от них?

Если в связи с озвученной законом целью «привлечения инвестиций» предложить такой критерий, как сумма инвестирования (попросту – истраченных средств) на единицу площади в единицу времени, то частные хозяйства положат на лопатки все общественные объединения вместе с промысловиками и КМНС. Так что, всех последних нужно закрыть за несоблюдение законов?

Получается, что охотничьи хозяйства, целью создания которых с самого начала является получение прибыли, останутся. Зато общественное благо, т. е. доступность охоты для граждан, а также социальный аспект, в законе никак не отражены.

Очевидно, что под одну гребёнку оценивать деятельность всех охотпользователей не получится. Для обществ охотников целью является успешная охота для своих (ну и чужих тоже) охотников – это общеевропейская практика. Для промысловиков цель – в получении и продаже продукции, для общин малых народов – в сохранении привычного уклада и всё равно в получении продукции. Что является целью частных хозяйств, получение прибыли или иных «приятностей» от владения угодьями, не суть важно, но хорошая охота нужна и им тоже.

Теперь попробуем найти цель в другом документе.

Целью Стратегии развития охотничьего хозяйства в Российской Федерации до 2030 года является «обеспечение устойчивого развития отрасли охотничьего хозяйства и доступности охоты для граждан посредством увеличения численности охотничьих животных при сохранении устойчивости экологических систем».

Дальше в Стратегии написано, что к основным целевым показателям развития охотничьего хозяйства в Российской Федерации относятся:

· увеличение численности важнейших видов охотничьих животных до уровня, соответствующего экологической ёмкости среды их обитания;

· увеличение торгового оборота в сфере охотничьего хозяйства до 0,6 процента внутреннего валового продукта, оценочной стоимости охотничьих животных до 550 млрд рублей и оценочной стоимости продукции охотничьего хозяйства до 120 млрд рублей;

· обеспечение деятельности не менее 3 государственных охотничьих инспекторов в каждом муниципальном районе, на территории которого имеются охотничьи угодья;

· снижение уровня незаконной добычи охотничьих животных не менее чем в 2,5 раза;

· максимальное освоение установленных лимитов добычи;

· увеличение доли площади охотничьих угодий, в отношении которых заключены охотхозяйственные соглашения;

· увеличение количества охотничьих хозяйств, занятых разведением охотничьих животных.

Теперь поднимите руки, кто понял цели охотничьего хозяйства России и как при всём этом оценивать труд охотпользователей. Хотя вроде бы есть правильные слова про «устойчивое развитие» и «доступность охоты для граждан».

Как ни странно, в выступлениях с высоких трибун сейчас звучат не успехи охотников, а неосязаемые (и непроверяемые) страшилки ущерба от нелегальной охоты, которую сама же Стратегия оценивает ежегодные «около 18 млрд рублей». На одном из круглых столов в Государственной думе звучала даже цифра в 36 млрд. Вот уж «достижения»!

В Стратегии сказано, что наши охотничьи угодья «значительно превосходят по площади охотничьи угодья других стран мира». Превосходят, это точно. Только, пишет А.А. Данилкин, «в конце XX века поголовье лосей в Фенноскандии (около 500–600 тыс.) было примерно таким же, как и в России, а ежегодная легальная добыча (200–250 тыс.) выше в 15–20 раз» (Данилкин А.А. Охота, охотничье хозяйство и биоразнообразие. М., 2016. С. 22).

И действительно, наши 29,6 тыс. официально добытых лосей при численности оных в 834 тыс. (данные государственного доклада «О состоянии и об охране окружающей среды в 2015 г.») на фоне достижений северных соседей выглядят бледновато.

Не буду комментировать грустную статистику о среднем числе копытных животных, добываемых одним охотником в России и за её пределами, взятую из сборника Минприроды России (Минприроды России, сборник «Государственное управление ресурсами. Специальный выпуск», 2011). И так видно, что мы проигрываем с разгромным счётом. Так и просятся в комментарии сакраментальные фразы про ракеты, Енисей и балет. 

Куда идем

Куда идем

Зато… браконьерская добыча лося у нас в 4 раза больше официальной, как пишет проф. В.М. Глушков (Глушков В.М. «Чёрная дыра», в которую утекают ресурсы, труд охотоведов и надежды охотников. Охота – национальный охотничий журнал, 2012, с. 4–7). И с другими копытными ситуация вряд ли лучше. Это при том, что с их численностью, судя по цифрам государственных докладов, всё хорошо, да и по имеющимся данным и наблюдениям, плотностям лосей в угодьях некоторых районов, к примеру, Тверской, Ярославской областей финны обзавидуются.

Главным программным документом советского охотничьего хозяйства было Положение об охоте и охотничьем хозяйстве РСФСР, утверждённое постановлением Совета Министров – Правительства РСФСР 10 октября 1960 г. № 1548.

Самым первым пунктом в нём обозначено: «Охотничье хозяйство – отрасль народного хозяйства, основной задачей которой является обеспечение потребностей государства в пушнине и другой продукции охоты. В этих целях осуществляется устройство охотничьих угодий, охрана, воспроизводство и рациональное использование запасов диких зверей и птиц».

Чувствуете разницу в целях с «привлечением инвестиций», «увеличением численности» и «снижением браконьерства в 2,5 раза»?

Достижения по выполнению основной задачи тогда были вполне осязаемыми, из них шили шубы, шапки и прочие кацавейки и продавали за рубеж. Интересны призывы того времени.

 Куда идем

Приведу сведения о заготовках пушнины в 1971–1975 гг. (Нагрецкий Л.Н., Стахровский В.А. и др. Организация и техника охоты. М. : Лесная промышленность, 1977).

Куда идем

Цифры даны «общесоюзные», но мы прекрасно знаем, что львиная доля всей пушнины добывалась на территории современной России. Пожалуй, только по добыче соболя сейчас мы в явном выигрыше – по многим причинам, и основной – в том, что случайно получился вывод «из тени» почти всей его добычи. Лося в 1975 г. при численности в 728 тыс. добыто почти 53 тыс.

Приведу неопубликованную статистику по данным А.А.Тихонова (заместитель руководителя охотдепартамента Минсельхоза России перед его ликвидацией в 2006 г.): «В 1985 году охотничьим промыслом занимались 104 госпромхоза Главохоты, 119 коопзверопромхозов Роспотребсоюза и 214 сельхозпредприятий Госагропрома РСФСР. По данным Главохоты, в промысле принимало участие 150 тыс. охотников, в том числе 12,3 тыс. штатных охотников промысловых хозяйств. Закупки промысловой пушнины составили 63,1 млн руб. Добыча диких копытных животных в сезоне охоты 1985–1986 гг. составила (в тыс. голов): сайгак – 20,9, лось – 61,5, благородные и пятнистые олени – 6,8, северный олень – 120, кабан – 28,3, косуля – 10,6, туры, снежные бараны, козерог и кабарга – 2,94. Кроме того, было отстреляно 2,6 тыс. бурых медведей.».

На сегодняшний день работа охотпользователей оценивается, в первую очередь, по исполнению ими действующего законодательства, что и превратилось, по сути, в цель работы различного рода контролирующих органов.

Учитывая, что означенное законодательство делает первые робкие шаги (ну что такое 7 лет с момента вступления в силу Закона об охоте?!), огрехов в нём ой как много.

А теперь глянем что это за «ОЙ». За период с 1 апреля 2010 года по 3 ноября 2017 года число судебных разбирательств, связанных со словом «охота» превышает 200 тыс. (в Верховном суде – 536 тыс.), со словами «охотничьи угодья» – более 15 тыс. (72 – Верховный суд), со словом «охотустройство» – около 800 тыс.

Ну и все, конечно, знают о Постановлении Конституционного суда по поводу ч. 3 ст. 71, в котором содержится ёмкая характеристика одной из «неопределённостей» Закона об охоте, суть которой в том, что смысл нормы закона не позволяет «однозначно уяснить ни истинный замысел федерального законодателя, ни действительное нормативное содержание установленных им правил» (если по-простому, то никто не понимает, что написано!). Два года всё охотничье сообщество и депутаты пытались исправить ошибку, получилось, но не совсем. Забыли про тех, у кого кончились «долгосрочки» в период моратория. И это опять суды.

Похожими неопределённостями полны и другие документы.

Вот опять: как «однозначно уяснить», что подразумевается под «обеспечением», «осуществлением» и «проведением» внутрихозяйственного охотустройства (терминология закона и приказов) – работа ли это по подготовке и утверждению схемы использования и охраны охотничьего угодья, исполнение тех мероприятий, которые предусмотрены схемой, либо то и другое? На деле такое разночтение выливается в противоречивые «согласования» схем охотустройства с региональными властями и «гонениями» на пользователей.

По словам руководителя одной из общественных организаций, «налицо „оформленное“ приказом … бесправие охотпользователей перед контролирующими структурами, получившими возможность по своему усмотрению трактовать положения приказа, устанавливать сроки подготовки Схем и своими возвратами „на доработку“ создавать охотпользователям угрозу суровых наказаний...».

Пресловутый ЗМУ, обязанность по проведению которого охотпользователями нигде внятно не прописана, превратился в мощный кнут. К примеру, около 20 охотпользователей Магаданской области в 2017 году лишились квот соболей и копытных «за нарушение временного интервала» при проведении учётных работ. По мнению магаданского Департамента госохотнадзора, учёт следов зверей следует начинать с момента затирки последнего следа на маршруте (в приказе Минприроды написано же: «после окончания затирки»), т. е. фактически ночью. Все охотоведы знают, что учёт начинается в то же самое время, что и затирка, чтобы обеспечить суточный учётный интервал. Это вообще «столп» всего ЗМУ. Но с востока нам пришёл ответ за высокой подписью, что «указанное положение очевидно и не требует дополнительной расшифровки термина – учитывать следы следует на следующий день и ранее чем окончили, а не начали затирать следы». Вот вам и «доступность охоты», и «привлечение инвестиций»…

Магаданские охотпользователи в результате притянутых за уши нарушений недосчитались 54 лосей. Зато, видимо, по счастливому стечению обстоятельств, лоси появились в общедоступных угодьях Ольского городского округа (где квоты добычи вдруг выросли с прошлого сезона аж в 6 раз) и других «ОДУшках».

Опять же в Магаданской области общество охотников и другие пользователи лишились квот добычи бурого медведя за нарушение сроков отчётности, установленных местным охотнадзором. Хотя устанавливать отчётность местные власти никто не уполномочил, плюс всем известно, что с растущей популяцией медведя на востоке просто беда. И тут же сам магаданский департамент, запретив охотпользователям охоту, выдаёт разрешения на регулирование численности в эти же угодья.

Я с трудом представляю ситуацию, чтобы охотуправление советских времён под предлогом собственного прочтения методики ЗМУ лишило бы охотпользователя лимита лосей/косуль, а уж соболей – тем паче. Потому что была единая цель, выраженная словами популярного в те времена юмориста А. Райкина: «Давайте продукцию».

На одном из недавних совещаний кто-то из представителей уполномоченных органов сказал, что у них очень мало рычагов влияния на охотпользователей. Хотя на самом деле рычагов хоть отбавляй, и все кроются в несовершенной и противоречивой нормативной базе.

Вот ещё свежий пример из Тверской области, где, как пишет Российская охотничья газета, в 2017 году охотпользователи получили сниженные квоты добычи лося без каких-либо оснований.

В Раменском районе Подмосковья в августе 2017 г. приостановлена деятельность общества охотников после проверки контролирующих органов за нарушения ветеринарно-санитарных правил, выразившиеся в «незахоронении биологических отходов» после разделки кабанов. Районный суд сослался на Ветеринарно-санитарные правила сбора, утилизации и уничтожения биологических отходов (в которых прописано, что эти правила обязательны для исполнения владельцами животных, НО дикие животные – собственность государства), в соответствии с которыми биологическими отходами являются трупы животных. Получается, что охотник отстрелял кабана, но это не трофей, а «труп» или биологические отходы! В одном из регионов параметрами охоты запретили охоту «на неубранных полях»… и ограничили вывоз продукции охоты 10 днями после отстрела.

К чему я всё это рассказал?

Со времён Крылова известно, что когда согласья нет, то на лад и дело не пойдёт. Так и в нашей охотничьей сфере получается, что вместо стремления к единой цели охотпользователи и уполномоченные органы тянут в разные стороны.

Потому и достижения наши сейчас – это наши же миллиардные потери.

Почему, к примеру, не поставить главной целью охотничьего хозяйства России рост добычи охотников при рациональном использовании популяций животных? Тогда не за мифической численностью будем гнаться с навигаторами в руках, да и инвестиции придут сами собой.

Ведь все мы – от граждан-охотников до общественных объединений, промысловиков, общин КМНС и частных владельцев – хотим обилия дичи в угодьях, чтобы успешно охотиться на неё. «Если ресурсы дичи использовать разумно, они будут существовать вечно», – эта многократно цитируемая фраза О. Леопольда как нельзя лучше иллюстрирует вечные отношения охотников и объектов их стремлений в нашей стране тоже.

Но главное – пока не будет чёткой цели, к которой должны стремиться все участники «отношений, возникающих в связи с осуществлением видов деятельности в сфере охотничьего хозяйства», охотпользователь будет страдать от многократного контроля «над процессом».

Пора уже нам в охотничьей отрасли начать гордиться чем-то, кроме «самых-самых» площадей.

Текст: Андрей Сицко

Материал опубликован в "Русском охотничьем журнале" №1.2018. 


Вернуться к списку


Оставить комментарий

Текст сообщения*
Защита от автоматических сообщений

Подписка

Подписку можно оформить с любого месяца в течение года.

Оформить подписку

 
№5 (92) 2020 №7 (130) 2023 №10 (97) 2020 № 1 (88) 2020 №6 (117) 2022 №4 (19) Апрель 2014