Налюбоваться на хвостатых всласть
Замурованному в каменных джунглях человеку неймётся: хочется побыть немного на природе, послушать птиц, умилиться красивому закату...
А иным и того мало: хочется увидеть зверей не в зверинце, а на воле. С развитием фототехники фотоохота становится всё более популярным увлечением; фотосафари по массовости давно обогнала классическое сафари; в Африке, на Аляске, в Йеллоустоуне, на Камчатке, в Финляндии эта «тихая охота» стала растущей отраслью экономики познавательного туризма, генерирующей миллиарды долларов и способствующей сохранению животного мира.
Мировым лидером по национальным паркам и их посещаемости остаются США. В 2016 г. при населении страны 321 млн чел. национальные парки посетили 331 млн туристов. В России в год национальные парки посещает 9 млн чел., из них 7 млн приходится на подмосковный Лосиный остров. Люби и знай свой край? Не особенно: в Турции ждут в этом году 2–3 млн русских туристов, а «священный Байкал» посещают в год 400 тыс., Камчатку – 200 тыс. чел. Далековато? Неблизкую «соседнюю» Камчатке Аляску посещают 2 млн туристов в год… Мне кажется, патриотизм измеряется не ленточкой на авто, а тяготением к родной природе и заботой о ней.
Разумеется, есть зоопарки. Медведя можно увидать и там, лежащего в тоске на бетонном полу в иногда даже чистой клетке. Согласно старому анекдоту, можно нюхать розу через противогаз. А на зверей – любоваться по телевизору. Но, слава богу, не перевелись те, кто хочет видеть зверя «в домашней обстановке».
В мире немало образцовой организации любования дикой природой. Ограничусь близкой Финляндией. И речь в основном пойдёт о медведе – самом русском звере. В мире порядка 200 тыс. медведей, и больше половины из них – в России. В Штатах гораздо меньше, около 33 тысяч, и почти все они обитают на Аляске. А в Финляндии около 2 тыс., но как там умудряются «делить шкуру неубитого медведя», я уже писал в «Русском охотничьем журнале» в августе 2013 г. и продолжу здесь, ибо «не могу молчать»…
Камчатка
Камчатка, Южно-Камчатский заказник им. Т.И. Шпиленка, Курильское озеро – это лучшее место в мире для фотографирования бурых медведей. Я 5 раз был на Аляске, фотографировал в самых известных «медвежьих» местах, но Камчатка, Курильское озеро – вне конкуренции. А всё благодаря двухмиллионному стаду нерки, поднимающейся по реке Озёрной метать икру в дивное Курильское озеро. Отъесться на красной рыбе собирается с окрестных сопок несколько сотен медведей, привыкших к соседству фотографов, что позволяет снимать их буквально с нескольких метров. Как-то поднимались мы по берегу речки Хакыцын, впадающей в озеро, и на отрезке менее 6 км встретили около 85 медведей разных возрастов…
Добраться до Камчатки дорого, а там с инфраструктурой – швах: «наши» дороги, транспорт, сервис, общепит и всё в этом роде отличают Камчатку от Аляски разительно. Но поснимать русского медведя больше в России негде: нет хозяйств, организующих полноценную фотоохоту за косолапым. За этим приходится ехать в Финляндию.
Финляндия
Поразительные кадры с медведями можно сделать в Финляндии: предприимчивые финны прикармливают медведей, а также волков, росомах, сов, орланов в «медвежьих углах» Северной Карелии на границе с Россией.
Основоположником этого промысла стал Ласси Раутиайнен, натурфотограф и писатель. У Ласси трое сотрудников круглый год, 6–8 – в сезон, в 2016 г. было 1200 гостей из 30 стран. В Финляндии 25–30 семейных фирм, пошедших по стопам Ласси и занимающихся организацией фотосафари. В основном – финская Северная Карелия, самые «медвежьи углы» – у русской границы (меньше факторов беспокойства, и изрядное количество косолапых приходит на дармовой харч из России).
Помню, наблюдал забавное: два волка подходят к медведю, пирующему на туше (Ласси выкладывает туши свиней, коров или сбитых автомобилями лосей, оленей). Медведь крутит башкой, рычит; волки трусцой кружат вокруг. Нервничающий медведь прихватывает изрядный кусок и отходит в сторону. Волк подбирается сзади и тяпает медведя за зад; медведь разворачивается, чтобы отогнать наглеца; в этот момент второй волк хватает лакомый кусок и удирает…
В этом июне медведь пришёл в полпервого ночи, а росомаха – в 8 утра, когда я уже вытащил фоторюкзак и сумку с вещами из скрадка. Вдруг жена, замешкавшаяся в скрадке, шепчет: «Росомаха!» Я стою снаружи, а фотоаппараты в рюкзаке в полутора метрах, не шевельнуться: зверюга крутится в 7–10 метрах, я весь на виду. Замер, правдоподобно изображаю пень, пока она не отошла за камни. Схватил рюкзак, достал камеру, успел сделать несколько кадров.
Такой вот финский зоопарк наоборот: не зверя увозят из леса в тесную клетку на обозрение городским обывателям, а городской житель, отрешаясь от привычных удобств, заточает себя в тесную каморку-скрадок в надежде узреть дикого зверя.
Допустим ли прикорм
Зверь живёт в своей привычной дикой среде и лишь приходит подхарчиться на халяву, не теряя связь с привычной средой, так что в глухих местах становится больше зверя. Я видел в Финляндии на одной поляне одновременно двух медведиц с четырьмя медвежатами каждая: дополнительный прокорм явно сказался на продуктивности зверей.
– Проводились ли биологами исследования последствий этого «искусственного вскармливания», как это влияет на биологию зверя? – спрашиваю у Ласси.
– Проводились ли исследования, мне неизвестно, – ответил Ласси, – но учёные отслеживали наших медведей по ошейникам с GPS, по этим данным:
1) ни один медведь не оставался в зоне наших подкормочных площадок всё лето;
2) некоторые уходили на расстояние до 400 км и возвращались;
3) были медведицы с медвежатами, которые не наведывались на наши площадки, даже обитая в радиусе 5 км от них.
Вегетарианские привычки медведь утоляет всё равно в лесу, а наше угощение лишь ограничивает тот урон, который наносится медведями и волками лосям и оленям, говорит Ласси. Медведи с апреля до осени то появляются, то пропадают; они могут кормиться у нас неделю-другую – и пропасть на несколько недель… Словом, нет оснований полагать, что они превращаются в «полудомашних животных».
Тот же вопрос я задал И.Л. Туманову, ведущему научному сотруднику ВНИИ охотничьего хозяйства, доктору биологических наук, профессору, одному из главных специалистов по медведю в стране. Медведь – субъект травоядный преимущественно, ответил И.Л. Туманов, растительные корма – это 70–80% его рациона, так что подобный прикорм несущественно влияет на его диету; охоч он до скоромного по выходу из берлоги, после нескольких месяцев медвежьего «великого поста», и в октябре-ноябре, перед залеганием на зимнюю спячку, когда наесть просторное медвежье брюхо нужно чем-то более существенным, чем ягода и орех. А создание русского фотосафари-парка в каком-нибудь нашем «медвежьем углу» всячески приветствую, сказал профессор.
a:2:{s:4:"TEXT";s:6857:"
Плач Ярославны
Кроме Камчатки, без «искусственного вскармливания» у нас крупных хищников снять почти невозможно. Почему же в России нет подобного тому, что сделано в Финляндии? Мало у нас «медвежьих углов», народ в них сплошь благоденствует и в дополнительном доходе не нуждается? Не найдётся желающих фотографировать легендарного Михаила Иваныча в его естественном окружении?
Спрашиваю у заслуженного эколога Российской Федерации В. Б. Степаницкого: что мешает нам сделать подобное?
– На наших особо охраняемых природных территориях нет каких-либо ощутимых юридических преград для подражания знаменитому финскому опыту съёмки хищников, выходящих на приваду, – отвечает В.Б. Степаницкий. – У нас дефицит желания и инициативы делать это.
В Финляндии до каждой такой площадки в лесу – добротная грунтовка, завершающаяся тропой до скрадков (где – «рядом», где – прогулка по лесу в километр-полтора). У нас же, если есть дорога, неизбывна опасность браконьерского выстрела по прикормленному медведю. Если же нет дороги, нужен дорогой вездеходный транспорт, чтобы в 16:00 доставить в скрадки фотоохотников, а в 7 утра их забрать. Что опять же проблему браконьерства не закроет, а лишь ослабит.
Очевидно: при совпадающих затратах на размещение и питание клиента, организацию подкормочной площадки или овсяного поля убить медведя можно раз и навсегда, а сфотографировать – до 150 дней в году, которых он проживёт лет 20–25, если не больше, итого заработать на нём можно в тысячи раз больше. Допустим, в средней полосе России за медведя на овсах возьмут в приличном хозяйстве 100 тыс. руб. (в неприличном – подчас и 30 тыс. рублей), за сервис и егерское обслуживание – ещё 10 тыс. в день. Это порядка 2 тыс. евро, и точка. В Финляндии за сезон «шкура неубитого медведя» принесёт финскому «фотоохотхозяйству» порядка 450 тыс. евро, а за его 20 условных лет жизни – вообще баснословную сумму (которую, разумеется, надо заработать). В таких местах ходит на «фотосессии» не один медведь, а изрядное их количество (в моей июньской поездке на поляне перед скрадком паслось 13 медведей от мала до велика).
Скрадки могут быть индивидуальные, на двоих и на группу до 10 чел. Стоит это у финнов 150–250 евро в день примерно. «Общий» домик вмещает двухэтажные койко-места и 10 мест для фотографов вдоль фасада, выходящего на место выкладки привады. При этом скрадки подчас аскетичны до предела; привыкший к комфорту европеец стойко переносит пребывание в тесном фанерном домике с прозаическими «удобствами», сон урывками на полу или нарах – и это по цене номера в четырёхзвёздном отеле в центре какой-нибудь туристической Мекки. Но в лагере – завтрак-обед и ужин «сухим пайком» и термосом в скрадок, номера, где можно поспать после бессонной ночи в скрадке, душ, сауна, интернет.
И появление медведя практически гарантировано: нельзя западному клиенту объяснить, что зверь за дальний кордон ушёл, а вчера ещё был...
…Давно уже кадры с «русскими медведями» снимаются в Финляндии. Финны охотно признают, что их питомцы часто залегают в берлогу по ту сторону границы, где бурелома больше и дорог меньше. Только снимать их приходится нам ехать в места проживания более предприимчивого и законопослушного населения.
Напутствие
Казалось бы, выход – развернуть такую деятельность в заказниках, национальных парках. С охраной там получше, браконьерство «не как везде». Даёшь эдакое импортозамещение! Нормальный семейный бизнес для нормальной страны.
Получается два варианта, оба предполагающие размещение в «медвежьем углу», т. е. вдали от населённых пунктов, транзитных автотрасс.
● Заказник. Если есть медведи, надёжная охрана, дороги до места, красивый ландшафт для скрадков (группа валунов или скал, озерцо, болото с пушицей и гривкой сосен), а в 5–10 км – место для базового лагеря с гостевыми домиками, кухней-столовой, баней, домом для персонала, хозблоком и гаражом.
● Крепкое охотхозяйство с энергичным руководством и егерской службой, способной надёжно контролировать доступ в угодья. Скорее частное охотхозяйство, с эффективной и платёжеспособной «вертикалью власти», способной профинансировать первоначальные капвложения, грамотно организовать маркетинг и стабилизировать стандарт обслуживания.
● Погранзона. Просто фактор, повышающий подконтрольность территории, минимизация транзитных и случайных посетителей, обилие «медвежьих углов». Недаром наиболее успешные подобные хозяйства в Финляндии расположены в погранзоне у границы с Россией.
…Самый русский зверь в лесу – Михаил Иваныч. В русском характере можно обнаружить и заячью трусливость, и лисью хитрость, и волчью выживаемость, но медведь – наш ближайший лесной сородич. Россию нельзя породнить ни с зайцем, ни с лосём, ни с бобром, она косолапа, как медведь, неуклюжа, как медведь, огромна, как медведь, неповоротлива и импульсивна, как медведь, незатейлива, как медведь, добродушна и злобна, как медведь.
Брачная ночь без невесты, наверное, хуже, но русский лес без медведя – это свадьба без цветов... Господи, соверши чудо: дай налюбоваться на русского медведя в русском лесу. В русском сафари-парке, в русском «медвежьем углу».
Текст и фото: Алексей Шаскольский
***
Здесь я вынужден немного откорректировать представления автора о реальности. Во-первых, туры по фотосъёмке диких животных делают как минимум несколько фирм в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Они не афишируют свои услуги и стоят они (услуги) довольно дорого. Но к этому в России не привыкать: любое общение с по-настоящему нетронутой природой, включая любительскую фотосъёмку, у нас постепенно становится (да как бы и не стало) уделом весьма состоятельных людей. Фирмы имеют трёх-четырёх, иногда десяток состоятельных фотографов «в пуле», и этого им достаточно. А вот места, куда они возят своих клиентов, они держат в секрете за семью замками – просто для того, чтобы в случае их обнародования избежать наплыва туда нашего брата-охотника.
Все же попытки наладить фототуризм в заповедниках и национальных парках (за исключением Камчатки, которая и без участия Шпиленков представляла для этого уникальные возможности: фототуры в Долину Гейзеров известны с семидесятых годов XX века) носят, чаще всего, анекдотический характер. И в придачу встречают сосредоточенный отпор со стороны администраций этих территорий, воспитанных на идеологии «невмешательства в заповедную природу».
Текст: Михаил Кречмар
";s:4:"TYPE";s:4:"HTML";}
