Журнал
В Иран за кабанами
В Иран за кабанами мы поехали несколько лет назад. Определенный мандраж, не буду скрывать, у всех членов этой экспедиции присутствовал: СМИ рисовали совершенно апокалиптическую картину разгула исламского экстремизма, международные санкции против Ирана уже действовали.
Чтобы заплатить за охоту, неделю пришлось ездить в единственный в Москве офис иранского банка, как на работу, – разово принимали какой-то совершенно
минимальный платеж, только наличными и только на счет «физика» – все корпоративные счета подпадали под санкции. Довольно муторной была и процедура ввоза оружия. Импортные документы сначала долго готовились, потом в тегеранском аэропорту их друг за дружкой тщательно изучили представители трех спецслужб – таможни, полиции и еще одной, которую кто-то из наших охотников идентифицировал, как «стражей исламской революции». Трижды сверили номера, трижды пересчитали патроны. А вот остальной багаж никто не досматривал, чем мы были даже несколько разочарованы: в Иране «сухой закон», ввоз спиртного запрещен, и нам настойчиво посоветовали не рисковать. Мы и не стали. И, как выяснилось, напрасно – теперь предстояло жить «насухую». Но, как известно, охота пуще неволи…
«Исламская» составляющая вызывала у нас помимо глобального еще одно совершенно конкретное беспокойство. Наши охотники уже несколько раз сталкивались и в Пакистане, и даже в родной Кабардино-Балкарии с тем, что местные егеря наотрез отказывались даже прикасаться к добытым кабанам, ссылаясь на Коран. Так что ребятам приходилось самим вытаскивать туши битых зверей, самим их разделывать. Но у них задача все-таки облегчалась тем, что это были загонные охоты и, соответственно, команда. А мы, хоть и ехали группой в 4 человека, но на трофейную, т. е. индивидуальную охоту. А как в одиночку вытаскивать секача?
С этой темы мы и начали разговор с встречавшим нас в аэропорту руководителем компании «Жасмин сафарис». На «Жасмин» мы вышли благодаря известному московскому трофейному охотнику Константину Попову, который уже несколько раз охотился с этой компанией. Он рассказывал, что Эсрафил много лет работал в Европе, свободно говорит поанглийски и по-испански, весьма образован и очень набожен.
Тем приятнее мы были удивлены ответом на волновавший
нас вопрос.
– Не вижу никакой проблемы, – твердо сказал Эсрафил.
– Вытаскивать и разделывать дичь – это работа егерей, и я уверяю вас, что нигде в Коране не написано, что не надо работать. Да, мы считаем свинью нечистым животным, но вполне достаточно после разделки тщательно вымыть руки.
Забегая вперед, скажу, что никаких проблем действительно не возникало. Более того, у первого же добытого мной секача не только вырезали челюсть – его выпотрошили и аккуратно уложили в кузов грузовика. На мой немой вопрос (в отличие от своего босса егеря на иностранных языках почти не разговаривали, а у меня с фарси тоже не очень хорошо) мне, тем не менее, как-то объяснили, что в деревне живет несколько армянских семей, которым религия свинину есть не запрещает.
Что касается самой охоты, то выглядела она довольно своеобразно. Каждому из нас был предоставлен открытый грузовик, в кузове которого примерно посередине на жестких растяжках было закреплено кресло. В нем и восседал охотник. На охоту выезжали где-то через час после наступления темноты. Ехали в горы (это занимало еще какое-то время) и начинали колесить по горным дорожкам, обшаривая фарой-искателем окрестные поля. Сказать, что кабанов было какое-то безумное количество, я не могу. В первую ночь мы высветили семь секачей, во вторую – только двух, в третью и четвертую – по пять. Как ни странно, свиньи с поросятами попадались значительно реже. На фару секачи особенно не реагировали: лишь двое за все ночи охоты от луча света мгновенно сорвались. Остальные либо медленно отходили вглубь, либо и вовсе продолжали пастись. Дистанция стрельбы обычно была между 100 и 150 м, а самый лучший трофей я добыл, стреляя метров с 30-40.
Известно, что у кабанов вообще не существует никакой зависимости между размером туши и размером клыков. Горные же иранские кабаны в большинстве своем были не слишком крупными. Этот же, внезапно «высветившийся» под выстрел на придорожном холмике и покатившийся с него буквально под колеса, в первый момент и вовсе показался подсвинком. Я даже хотел расстроиться, но не успел, поскольку обычно хмурый и дистанцирующийся егерь вдруг с криком бросился мне на шею. Только тогда я увидел – нет, не клыки, а торчавшие изо рта сабли, потянувшие на 32 и 28 см!
Кстати, при охоте на секачей, тем более ночной, решить что-то осмысленное про трофеи невозможно. Рецепт один: сначала стреляй, потом разбирайся.
Лимита у нас никакого (кроме собственного кошелька) не было, самая высокая цена застывала на отметке 24 см. И каждый из нас ее в итоге заплатил – трофейных зверей было много. К подранкам егеря относились по-божески, т. е. никак: если кабан убегал, то наличие крови никто не проверял, а идти по следу и искать его ночью в горах – дело абсолютно бессмысленное. Иными словами, подранков не было – были чистые промахи. На всякий случай егерь донес до меня эту мысль на своем скудном английском: «Ты – мимо. Нет – попал, мимо. Понял?»
Я понял.
В команде сопровождения помимо водителя и егеря был еще какой-то местный начальник, представленный мне как «капитан». Поначалу я решил, что он нечто вроде африканского гейм-скаута, представитель местного охотуправления. Но потом, глядя на его полное равнодушие к охотничьему процессу, предположил, что служит он по другому ведомству. Впрочем, когда я поинтересовался, нельзя ли по ходу дела приговорить шакала и дикобраза (первых вообще было немерено, вторых – тоже хватало), капитан, который, кстати, вполне сносно говорил по-английски, чем еще больше укрепил меня в подозрениях, сказал, что даст ответ завтра.
Шакал в итоге был разрешен один (он вышел на дорогу ровно в тот момент, когда капитан мне об этом сообщил), а за дикобраза запросили такую цену, что я им всем пожелал здоровья и долгих лет жизни.
В итоге за четыре дня, вернее ночи, охоты мы добыли по 4-5 секачей каждый.
Несколько слов, очевидно, надо сказать про бытовую составляющую. Охотились мы в иранском Азербайджане, примерно в 150 км от Каспия. И охотничий домик, и городок, в котором он находится, можно охарактеризовать фразой из известного анекдота: «Бедненько, но чистенько». Маленькие, но отдельные комнатки, общий и мусульманского типа, но чистый туалет. Кормили без изысков, но вдоволь – курятина, иногда баранина, овощи, фрукты. Пару раз мы выползали на прогулки, но в основном «дневали» (с охоты возвращались, как правило, в 7-8 утра) на базе, поскольку делать в городке было абсолютно нечего. Никаких признаков поведенческого экстремизма (ни по отношению конкретно к нам, ни вообще) мы не обнаружили: на шею от радости, правда, нам никто не бросался, но и никакой враждебности тоже не было. Скорее – некоторая отстраненность, вызванная полным языковым барьером. Чрезмерного количества распростертых на молитвенных ковриках людей не было (на улицах их не было вообще). Т. е. понятно, что люди там преимущественно религиозные, но в нос этим не тычут. А вот что обращало на себя внимание, так это памятники погибшим на иракской войне. Они стоят в каждой деревне, ровно как у нас после Великой Отечественной. И масштабы потерь (естественно, пропорционально населению и территории), похоже, сопоставимы.
Утверждать, что это была лучшая охота в моей жизни, я бы не стал. Но если кому-то захочется за короткий выезд и за достаточно умеренную цену добыть несколько высокотрофейных кабанов, то, думаю, конкурентов у Ирана немного. Бюрократии при организации поездки, боюсь, меньше, чем у нас, не будет. Но что до т.н. «страновых» рисков, которых мы так опасались, то, находясь в Иране, мы все время вспоминали рекомендацию Михаила Булгакова: «Вот вы никаких газет и не читайте!»
Текст: Сергей Александрович
Фото: Jasmin Safaris
