Блоги

«ПО ЧЕСНОКУ»
Итак, задача вроде бы сформулирована: нужно  и невинность соблюсти (т.е., сделать так, чтобы традицию демократическую, традицию народной охоты сохранить, а не задавить), и капитал приобрести (это уже в буквальном смысле: поскольку рассчитывать на масштабные бюджетные вливания не приходится – необходимо организовать охотничью отрасль так, чтобы она могла сама генерировать средства и решать свои финансовые проблемы. (Можно, конечно, посчитать, что охота – это государственная социальная программа, и государство само вложит, разовьет, охранит и по справедливости распределит, но это уже такой back in USSR, о котором сегодня всерьез могут разговаривать только некоторые авторы, регулярно публикующиеся на страницах «РОГа» и «Охоты».
Сразу хочу внести уточнение: говоря о «демократической традиции народной охоты» я ни в коем случае не имею ввиду, что жители деревни Гадюкино должны обладать священным правом охотиться за родной околицей исключительно в силу того, что они рядом с этой околицей проживают. Общедоступные угодья должны быть регионального значения с приоритетным правом охоты для проживающих в регионе. Совпала граница таких угодий с вышеупомянутой родной околицей – повезло. Оказалось за околицей частное хозяйство – иди и договаривайся с владельцем/арендатором (вся известная мне практика говорит, что и сегодня, когда хотят договориться и охотиться, а не воевать с «пришлыми кровососами», то проблем не возникает). Но не может быть никаких приоритетных прав на зайцев в соседнем овраге – иначе вместо справедливости будет тотальный неуправляемый бардак).
Кстати, вернувшись на мгновение к  патетическим заметкам о том, как все было замечательно обустроено в нашей охотничьей отрасли при Советской власти, пока не пришли проклятые олигархи и всех лосей себе не забрали  - лажа все это!
Если и было какое равенство в те годы, то исключительно равенство нищеты. (По другому охотилась только номенклатура, но отношение к начальникам у нас всегда сильно отличалось от отношения к разбогатевшему соседу – те почти, что от бога, а этот – такой же как я, поэтому надо признать, что либо он сволочь и жулик, либо я – бездарный дурак). Были команды, охотколлективы, которым выделялась, в лучшем случае, одна лицензия за сезон.
И  бесконечные воспоминания о том, как  40 лет назад делили на команду в 15 человек одного кабанчика – косвенное тому подтверждение.
Однако вернемся от прошлого к будущему, к тому, какой должна быть российская охотничья отрасль.
Если про перераспределение прав в пользу регионов более или менее понятно, то насчет широкого и демократического доступа к охоте все не так очевидно. Пряников, как отмечал поэт, всегда не хватает на всех.
Мне не раз доводилось, стоило лишь только заговорить про американскую модель,  слышать реплики типа: «Да как можно сравнивать?! У них там зверья как грязи!». Это очень важно, потому что вопрос «что делить?» существеннее вопроса «как делить?»
На самом деле про «как грязи» - это и правда, и неправда одновременно. Действительно, счет поголовью того же белохвостого оленя идет на миллионы голов,и жители пригородов очень раздражаются от того, что олени жрут цветы у них в палисадниках, койоты разгуливают по городским паркам, медведи-барибалы пасутся на помойках,  а канадские гуси  барражируют над Нью-Йорком, создавая изрядные проблемы взлетающим из аэропорта им.Дж.Ф.Кеннеди самолетам.
Но, во-первых, так было далеко не всегда: к началу тридцатых годов прошлого столетия многим казалось, что дикие животные в Америке закончились, и следующее поколение увидит их лишь на картинках. Так что мы имеем вполне практический пример того, что проблемы с популяциями можно успешно решить за весьма короткий с исторической точки зрения срок. Была бы на то воля…
Во-вторых,  и сегодня некоторые охотничьи виды в Штатах дефиците, порой – в очень серьезном. Проблема в этом случае решается двояким образом: частично – за большие или очень большие деньги  (скажем, лицензии на горных баранов продаются на аукционах), частично – лотерея. Причем счастливый победитель надолго лишается права на повторное участие. И все по чесноку.
«Что делить» - важнее, но «как делить» - тоже очень важно. Всем желающим по лосю все равно никогда не достанется.  Но уверенность в том, что те, которые есть (подчеркну еще раз: в общедоступном пользовании) должны быть распределены по справедливости. Хорошо это или плохо, но жажда социальной справедливости в нашем обществе чрезвычайно сильна Демонизировать это обстоятельство, возводить его в абсолют не следует, но и не учитывать его, определяясь с общей концепцией охотничьего обустройства – глупо и недальновидно.
(Любопытно, что когда президент Росохотрыболовсоюза Эдуард Бендерский предложил внедрить похожую лотерею у нас, то непримиримые борцы за демократию и равные права из числе региональных руководителей эту идею категорически отвергли. Оно и понятно – долотереимся, не дай бог, до того, что распределять будет нечего. А какой из тебя начальник, если ты ничего не распределяешь?!).
Но это опять-таки про грустное сегодня. А мы же, как писал Окуджава, «с надеждой в будущего свет»…
Как сегодня выглядит в России процесс распределения и перераспределения охотничьих угодий?
Сколько-то процентов (по закону – не менее 20 в каждом регионе) должно быть отведено под т.н. «угодья общего пользования». При этом в обществе существует этакое молчаливое понимание (и почти согласие),  что «угодья общего пользования» - это синоним «выжженной пустыни», поскольку ни идей, ни денег на то, чтобы вместо «выжженной пустыни» был  «цветущий оазис», у государства нет и не предвидится.
Остальное должно быть отдано частникам. Причем лишь в силу текущих экономических обстоятельств лишь малая часть этих частников предполагает аренду угодий с  целью проведения коммерческих охот, другие же даже не скрывают, что берут угодья для себя, любимых. И вот тут возникает естественный вопрос: а нам, охотничьему сообществу, это зачем?
- Там будут рабочие места, там будет инфраструктура, биотехния, - говорят  руководители отрасли. - И звери, которых вскорости там станет немеряно, начнут плавно перетекать к соседям.
В первое – верю. Мне доводилось бывать в великолепно обустроенных охотничьих хозяйствах, где егеря имеют достойную зарплату, отличное техническое обеспечение, просеки рубятся, поля засеиваются, подкормка на площадки развозится, образцово-показательные вышки стоят. Только одно «но»: хороша Маша, да не наша.
А вот в перетекание зверей из сытой и охраняемой зоны в голодную  и неохраняемую – не верю категорически.  И. соответственно, вопрос «зачем это нам?» - сохраняется в полном объеме. Какое-то время его можно благополучно игнорировать: охотники – не рыболовы, их меньше, они разнороднее по интересам, и угрозы такого социального протеста, какой мы увидели весной нынешнего года из-за попытки сделать рыбалку платной, не существует. Но речь не о том, у кого голос громче, а о том, можно ли обустроить охотничье хозяйство так, чтобы все интересы были учтены?
- Думаю, можно.
Давайте представим себе, что существует не два, а три типа угодий. Про общедоступные мы уже поговорили, и еще к ним вернемся. Тип номер два - угодья для коммерческого использования, для организации, выражаясь казенным языком, «обслуживания населения» . Арендная плата должна быть в этом случае низкой или очень низкой (государство доберет свое на налогах),но зато должны появиться согласованная инвест-программа, бизнес-план, возможно – т.н. «рекомендуемые цены». Сказанное, относится, естественно, и к угодьям, находящимся в пользовании у общественных организаций –что арендатор получит непосредственно платой за услуги, а что – клубными взносами, это, в конце концов, его частное дело.
Коммерческое хозяйство должно зарабатывать. К сожалению, эта простая мысль по-прежнему не является очевидной для массы охотников (преимущественно ветеранского возраста), жалующихся в охотничьи издания на капиталистов-кровососов, не дающих охотиться на халяву. Но оно должно зарабатывать именно тем, для чего создавалось – охотничьими услугами населению. Будет спрос при очень высоких ценах – молодцы. Не будет – снижайте цены, продавайтесь, выходите из бизнеса. Но если цены будут установлены заградительные, чтобы на самом деле отшить клиентов и охотиться самим, то это -  прямое нарушение охотпользовательского соглашения и должен быть прописан механизм его расторжения  и изъятия угодий.
Означает ли сказанное выше, что автор предлагает лишить современную российскую элиту с ее не слишком праведными, но вполне узаконенными миллиардами именно и исключительно в области охоты возможности реализовать свою элитарность и заставить ее встать в общую очередь? – Ни в коем случае!!
Мы переходим к варианту номер три. Если ты честно и открыто хочешь взять угодья для собственного удовольствия – должна быть такая возможность. Причем, если сохранится положение о том, что животные, пока они живы, являются собственностью государства (я лично не убежден в ее правильности), то почему бы государству в этом случае их чохом не продать? И пусть новый владелец делает, что хочет, тем более, что хочет он, вопреки маниакальным подозрениям любителей советской старины, не немедленно истребить все под корень, а , наоборот, развить и приумножить. Иначе покупка теряет всякий смысл – куда дешевле будет охотиться в тех же количествах по самым высоким коммерческим ценам. А богатые люди – они потому и богатые, что умеют считать свои деньги..
Есть только два непременных условия. Первое: задорого. Покупка угодий в личное пользование – это роскошь. Соответственно, цена должна смело, не стесняясь включать в себя налог на эту роскошь. Не берусь судить, в 10 ил 50 раз дороже должно быть купить, чем арендовать, но не полтора и не два – это точно.
Второе: целевой бюджет.
До тех пор, пока доходы от охоты прибавляются к доходам от нефти и газа, а из этого вычитаются сочинская олимпиада, чубайсовские нанотехнологии, сколковские инновации и «Единая Россия», оставаться будет пшик. А если как в Америке, когда охотничьи (и даже околоохотничьи, поскольку туда же приплюсовывается процент от налоговых отчислений с продажи оружия, амуниции, снаряжения и пр.) доходы целенаправленно тратятся на охотничьи же нужды, то продажа энного количества угодий заинтересованным олигархам даст отрасли очень много. И прежде всего -  возможность сделать большой шаг от пустыни в угодьях общего пользования  к оазису. Надежды, что часть налогов «Кольчуги» или «Головинки» государство пожертвует на охотничьи нужды нет никакой, но по принципу «богу – богово, а кесарю – кесарево» оставьте охотнику  хотя бы охотничье.
Да, при реализации изложенной выше идеи мы лишаемся доступа в какую-то часть угодий (очевидно, что, как и в случае с угодьями общего пользования должна быть установлена процентная планка, только не нижняя, а, наоборот, верхняя – не более чем Х% от общей площади может быть продано). Но в обмен мы получим реальную возможность развития оставшейся части.
Вижу, вижу скептические улыбки на лицах читателей: «Распилят на корню!». И не зерно для кабанов будет куплено, а джип для начальника. Справедливое опасение. Но я же опять-таки не про сейчас, не про сегодняшние реалии, а про модель, которую хорошо было бы иметь в России.
Точно так же с точки зрения осмысленной перспективы, а не сложившихся обстоятельств мне представляется довольно странной проблема, связанная с охраной охотничьих угодий.  Да, сегодня в силу действующего законодательства  охотпользователи практически не имеют прав  для борьбы с браконьерством. Но давайте задумаемся: если браконьерство – это либо преступление, либо правонарушение (в зависимости от того, под действие которого из кодекса оно подпадает), то почему вообще возникает вопрос о том, что противодействовать ему, бороться с ним должны какие-то иные силы кроме правоохранительных? Почему спасение утопающих должно быть делом самих утопающих? И как называется охотпользователь, ООО он, общественная организация или государство – совершенно неважно.
Людей у силовиков не хватает? – Да полно вам! Сколько у нас по стране этих людей в штате, скажем, лицензионно-разрешительной системы?
Полагаю, процентов 90 можно смело перевести из кабинетов в леса – и они будут здоровее, и пользы для дела больше. Наконец, и здесь можно использовать американский опыт (уже не охотничий). Там полиция предоставляет дополнительные охранные услуги за деньги. Для полицейских это – внеурочная подработка, на которую они охотно идут, но получают они ее не от коммерсанта, а в собственной кассе, и выполняют не распоряжения нанимателя, а команды собственного начальства Возможно,, для реализации чего-то аналогичного у нас можно было бы задействовать институт вневедомственной охраны.
Важная оговорка: я веду речь о рутинной охране, патрулировании. Видит охотпользователь в ней нужду – обращается, не видит – не обращается. Что же касается расследования совершенных правонарушений и привлечения виновных к ответственности, то это, разумеется, прямая и бесплатная обязанность правоохранителей. Если честно, никогда не мог взять в толк одного: почему грабителей, воров, угонщиков когда с большей, когда с меньшей эффективностью ищут и находят постфактум, а про браконьеров принято считать, что если не взяли на месте с поличным, то привлечь их никак невозможно?
Впрочем, сейчас я начинаю влезать уже в частности, которых будет ох как много. Мне же пока хотелось ограничиться изложением некоей глобальной идеи, общей фабулы. Вызовет она интерес у общественного сообщества – тогда можно будет двигаться в обсуждении дальше.

Часть 2
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ У НИХ

Окинем для начала взором окружающий мир. Многим, как обычно, кажется, что у России «особенная стать», но это обычная «патриотическая» фальшивка. Местные особенности, конечно, есть (они у всех есть), но велосипед, тем не менее, изобретен и делать это по новой  не стоит.
Итак, мир.
Очень огрубляя и примитивизируя,  можно выделить три основных действующих организационно-законодательных модели – африканскую, европейскую и американскую.
Первая ориентирована почти исключительно на приток валюты из-за рубежа. Африка, по  большей части, бедная или очень бедная, и 10-20 тысяч долларов плюс пара тонн слонятины, доставшихся за сезон в качестве ренты соседствующей с охотничьим лагерем деревне, порой оказывается решающей. Мы до этого, к счастью еще не дожили. Охота как источник сколь либо заметного дохода (для страны, а не для самой по себе охотничьей отрасли) для некоторых африканских стран весьма заметна,  у нас же в этом смысле стремится к абсолютному нулю. При всем при этом отдельный африканский опыт, конкретные охотпользовательские решения представляют вполне практический интерес  и могут быть успешно заимствованы. Но модель в целом, ее идеологическая концепция для России очевидно не интересна.
Европейская охота исторически, на протяжении веков была уделом элиты. И за полтора столетия демократии – «эгалитэ», «фратернитэ» и пр. мало что поменялось. Разве что состав элит.
На протяжении многих лет мне довелось бывать на охотах в Польше, и местные  крестьяне также скоро снимали шапку, склоняли голову и говорили «шановны пане»  сначала «пану секретарю» или «пану председателю», а потом, когда победили демократия и капитализм, «пану директору» и «пану советнику», как за сто лет до того, когда адресатом  были «его благородие» или даже  «его светлость». И на охоте они как были, так и остаются егерями да загонщиками. И не испытывают от этого никаких неудобств, поскольку в иной роли ни они, ни отцы, ни деды никогда не были.
Нечто похожее, просто с другим колоритом – во Франции и Италии.
В Германии и Австрии картинка чуть другая, шапки там никто, естественно, не ломит, но суть от этого не меняется: охота – удел немногочисленного и весьма закрытого сообщества. Оно может быть вполне бюргерским (например, арендующий угодья охотничий клуб). Но численность в нем ограничена (уставом, который, в свою очередь, базируется на емкости угодий, скажем, 50-тью членами, и 51-й вступит только тога, когда помрет 50-й. Ну и раз или два в год (в зависимости от кабаньей или косульей популяции) член клуба может пригласить гостя. Все.
Понятно, что клубный устав – это не моисеевы скрижали. И если бы был серьезный общественный прессинг, стремление миллионов свободных граждан овладеть своим куском кабанятины, действующая конструкция, несомненно, рухнула бы. Но нет его, этого стремления. Европа с каждым годом делается все более «зеленой», количество любителей охоты не растет. Ну, а кроме того, существует ничем, кроме финансов, неограниченная возможность поохотиться в Венгрии, Болгарии, Румынии, Испании – странах, которые частично взяли на вооружение африканскую модель («валютные» охоты для госбюджета там малосущественны, а вот владельцам охотугодий очень помогают поддерживать штаны или вообще зарабатывать деньги). Оговоримся сразу: России на сколь-либо масштабное копирование этого опыта рассчитывать не приходится. И плотность зверя не т, и сопутствующая инфраструктура отсутствует. Плюс (а, точнее, минус) визы, расстояния…Несколько десятков охотников на весенних глухарей и осенних медведей картины в целом не меняет…

Маленькое лирическое отступление: однажды на презентации новой цейссовской линейки охотничьей оптики я обратил внимание на прицел с постоянной кратностью, кажется, «семерку». Странная, согласитесь, новинка во второй декаде XXI столетия. Выразил свое недоумение хозяевам.
- Этот продукт не для России, - был ответ. -  А у нас в Германии – полно частных хозяйств площадью 600-700-800 га, где стоит полтора десятка вышек, с которых хозяин в год стреляет пяток козлов да два десятка кабанчиков. И никаких других охот. Все точки выхода у него давно промеряны, «постоянник» вполне устраивает. В принципе, сгодился бы и тот, с которым он охотился предыдущие 30 лет, но иногда хочется сделать себе подарок на рождество…
Не берусь судить, хорошая это или плохая охота. Но точно – не российская.
Разница, разумеется, не в выборе прицела – в масштабах. И управление популяциями, и биотехния, и охрана на маленьком пятачке и на бескрайних просторах – это, как раньше говорили в Одессе, даже не одна, а две большие разницы. Очевидно, что в европейском охотничьем опыте и традициях есть огромная масса вещей, которые было бы весьма полезно взять на вооружение, но  концепция в целом нам не слишком подходит.
Ну и, наконец, модель американская.

Исторически сложилось так, что и у нас и у них охота – штука демократическая, и вовлечены в нее были сначала десятки, затем сотни тысяч, а потом уже и миллионы граждан. Слышу уже возмущенные возражения: наша история американской – не чета. Москва была Третьим Римом, когда Америго Веспучи с Колумбом еще даже не задумывались на тему, куда им плыть. Это, конечно, правда, как правда и то, что никакой демократией русская охота (весьма, кстати, славная), времен Алексея Тишайшего или, скажем, Анны Иоанновны даже не пахла.  Сравниваться с американцами нам можно, начиная с Хоря и Калиныча. Но это как раз не суть важно.  Важно то, что почти с середины  XIX века охота в России стала уделом достаточно  широких  масс и массы эти и сегодня считают ее своим священным правом.  Одним из немногих, хоть как-то у них оставшихся. И на попытки энергичной приватизации охотничьих угодий эти самые массы реагируют в точности, как булгаковский Левий Матвей, кричавший прокуратору Понтию Пилату «Последнее отнимаешь!»
И здесь весьма поучителен опыт Америки, где и овцы неплохо себя чувствуют, и волки с голоду не пухнут. В том смысле, что и трудящиеся лесорубы благополучно охотятся (в том числе и на копытных, а не только на водоплавающих да кроликов), и люди богатые имеют возможность реализовать свое богатство в охот ничьей сфере, как и в любой другой, напрямую, без дополнительного блата или, как теперь модно унас говорить, административного ресурса.
Ниже мы еще поговорим об этом подробнее, а пока хочу помянуть следующий важнейший фактор, в котором мы с американцами совпадаем – огромную территорию. И на американской огромной территории никакое федеральное ведомство охотой не управляет. Знаменитая Служба рыбы и дичи занимается почти исключительно теми видами, которые подвержены сезонной миграции. Т.е. птицами. (Разумеется, в жизни все объемней, сложнее и многогранней, чем в этих сжатых строчках, поэтому еще раз принося читателю извинения за беспощадную примитивизацию, хочу напомнить: я пытаюсь  изложить  общую канву, идею, а не раскрыть действующие механизмы). Квоты же, лицензии, сроки и правила охоты – все в руках, выражаясь по-нашему, субъектов. Штатов.
Пару лет назад я интервьюировал одного  американского природоохранного чиновника, и по ходу беседы спросил у него, сколько в Штатах белохвостых оленей. Тот вытаращил глаза. Адаптированный для печатного издания ответ звучал примерно так: «Хрен его знает, и на хрен это нужно знать?» Я сначала слегка удивился, а потом понял, что мой собеседник абсолютно прав: общенациональная численность популяции – это как средняя температура по больнице. Если в Мичигане и Иллинойсе все с белохвостыми суперблагополучно, то из этого все равно не следует никаких выводов для Монтаны или Алабамы. Да и не только в популяциях дело. Разные природные и погодные условия, разные местные традиции, разная плотность зверя. Да и звери разные…А раз так, то и делать (или не делать) выводы должны исключительно на местах. Все решения по срокам, квотам, ценам и пр. и пр. там принимаются на уровне штатов, и у нас должны приниматься на областном уровне. Пусть Вологда, или, наоборот, Дагестан сами решают, когда, кого, в каких количествах можно добывать местным охотникам. Да, федеральный охотдепартамент должен иметь право тотального закрытия на один или несколько сезоном охоты, скажем, на пролетных гусей (только гласно и мотивированно, потому что бедственное положение популяции, летящей из Японии и Китая через Сибирь никак не связано с олонецкими гусями). Но если охота разрешена, то регион, а не центр должен решать, когда и на сколько эту охоту открывать, исходя из своих региональных соображений.

Очевидно, что административные границы далеко не всегда совпадают с границами ареалов.  Очевидно, что преимущественные права жителя региона на охоту в этом регионе являют собой несколько условную справедливость. Почему «аляскинец» может добыть лося или медведя за сущие центы, а заезжий «ньюджерсиец» - уже за ощутимые доллары? Он что, не гражданин великой страны? С другой стороны и внутри региона-субъекта желанные охотнику угодья или объекты охоты могут оказаться за тридевять земель, а аналогичные, но находящиеся на территории другого региона – наоборот, через дорогу.
 Вопросы есть. Тем не менее, это, по-видимому, единственное реалистичное решение для большой страны.
Одним словом,  общий принцип «ориентирования на местности» кажется мне очевидным - Америка. При этом я ни в коем случае не призываю к копированию американского охотничьего законодательства. Мы в чем-то очень похожие, а в чем-то – очень разные, и слепое подражание ничего хорошего не принесет. Так что, как говорили в советское время на партсобраниях, «предлагаю принять за основу».

Действующее (и даже только вступающее в силу) отечественное охотничье законодательство не ругал только ленивый (автор в том числе). Ругали справедливо, по делу. Можно было бы еще. Однако следует признать, что и федеральный «Закон об охоте», и уходящее правительственное постановление о «Правилах добывания», и идущие ему на смену эмпээровские «Правила охоты» безнадежно плохи не потому, что руководят охотничьим хозяйством какие-то специально некомпетентные люди. (У меня,  кстати, нет абсолютно никакой уверенности, что увольнение с поста курирующего охоту заместителя министра природных ресурсов Владимира Мельникова, несмотря на многочисленные его «косяки», пойдет во благо. Более того, уверен, что новый куратор отрасли будет куда менее компетентен, чем прежний.)

Люди как люди, ничем не хуже, чем в других ведомствах. Пожалуй, единственное отличие заключается в том, что в других министерствах (если я правильно представляю себе картинку) высокая должность стоит больших денег, но она же их в еще больших количествах и генерирует. А в охоте денег (по крайней мере, сопоставимых) нет. И это отличие весьма существенно влияет на законодательную ситуацию. Потому что  все новые охотничьи нормативные документы (Закон, естественно, в первую очередь) являются плодом бесчисленного количества партийных, фракционных, комитетских, внутриминистерских и пр. и пр.компромиссов с иными, ранее принятыми законами, которые нельзя поменять не потому, что в них содержится нечто идеологически важное или важное для чьих-то финансовых интересов, а просто потому, что мотивация для того, чтобы всем этим муторным бюрократически делом заняться, у чиновников, депутатов и пр. отсутствует. Нет не только стратегической мотивации с большими деньгами в конце пути,но даже и малых денег, которые необходимы для организации чисто технической работы.
Один пример для подтверждения предыдущего тезиса: многим, наверное, памятен пассаж из новых эмпээровских Правил охоты про запрет весенней охоты на гусей на некотором расстоянии от уреза разлива водоема в среднем значении за десять лет. Смысл – понятен: сохранить для перелетных стай какую-то гарантированную зону покоя. Формулировка же, с точки зрения практической исполнимости, абсолютно нежизнеспособна и ничего, кроме раздражения, не вызывает Когда это появилось, я начал выяснять причину. И выяснил. Она оказалась до крайности банальна: к разработке привлекли весьма толковых и уважаемых орнитологов, они пришли с какими-то наработками (пока, скорее, научными, чем практическими), затем выяснилось, что оплачивать их работу никто не собирается., орнитологи развернулись и ушли, а тезисы для обсуждения стали окончательным текстом.
Как говаривал покойный В.С.Черномырдин, «Хотели как лучше. Получилось – как всегда».

Это только  один, очень маленький и очень частный пример. Если же посмотреть на картинку в целом, то она то ли шизофренична, то ли параноидальна (пусть доктора подскажут.
Угодья можно взять в аренду (заплатив за это довольно ощутимые деньги), но при этом их же, только с совсем другой целью, может взять в аренду еще кто-то. Охотпользователь – для одних нужд, лесопользователь – для других, сельхозпользователь – для третьих. А проезд-проход для граждан, сбор ягод и грибов и песни у костра – это уже четвертая составляющая. А какое-нибудь рекреационное строительство – пятая. Наверное, если пошукать, то и шестая найдется. И охранять свои (арендованные) охотугодья нельзя, потому что свободно  гулять по ним имеют право все вышеперечисленные категории граждан, а об тающие в них звери являются, пока живы, собственностью вовсе не охотпользователя, а государства (которое, в свою очередь, заниматься этим то ли не может, то ли не хочет). Ущерб же охотпользователю наступает, когда браконьер их уже убьет, и тогда можно (хотя тоже  очень ограниченно) как-то рыпаться. Только уже поздно.
Но и это еще не самое главное. А главное – то, что ни государство, ни общество пока не озаботились тем, чтобы внятно сформулировать свое идеологическое отношение к охотничьей отрасли:
- Она для кого?
- На какие деньги?
- С какой целью?

Полагаю, что начинать какие-либо «размышлизмы» на тему обустройства российской охотничьей отрасли следует именно с этого. Любые точечные инициативы могут быть абстрактно неплохи, но конкретно – малоисполнимы, и в любом случае будут не более чем латанием пары пробоин в изрешеченном борту нашего охотничьего корабля.
Итак, какими же в принципе должны быть правила игры для российской охоты? Правила, которые устроят если не все (такого, как известно, не бывает), то хотя бы конструктивное большинство охотничьего сообщества?
Об этом – в следующих постах.